Страх высоты. Через лабиринт. Три дня в Дагезане. Остановка

Он посмотрел на горный склон по ту сторону реки. Обрывки туч цеплялись за пихты. "Крики души… Позер… На чужом пиру похмелье…" В окне, как в кинокадре, появилась женщина на лошади и промелькнула, низко наклонившись, укрывая лицо от дождя. Засыпая, Мазин вспомнил нескладные строчки капитана Лебядкина:

И порхает звезда на коне

В хороводе других амазонок.

Улыбается с лошади мне

Ар–ристократический ребенок.

…Проснулся он в темноте. Надрывно ревела речка, и гул ее смешивался с шумом сильного, равномерного дождя. Кровать Сосновского была пуста.

"Куда его занесло? И сколько сейчас времени?"

Мазин пошарил по столу, где лежал спичечный коробок. При неровном, вздрагивающем свете он нашел на полке керосиновую лампу и зажег ее второй спичкой. Было зябко и неуютно, хотелось надеть теплые носки и свитер и выпить рюмку водки.

Скрип досок нарушил гул воды. Мазин подумал, что возвращается Борис, но пришедший, потоптавшись на крыльце, не толкнул дверь по–хозяйски, а постучал.

— Войдите.

Появилась незнакомая фигура в модной заграничной куртке на застежке- $1молнии". По блестящей ткани стекали струйки.

— Увидел огонек и позволил себе, помня приглашение…

— Это вы, Демьяныч? Не узнал вас в куртке.

— С вашего позволения, за сапогами зашел. Дай бог здоровья Борису Михайловичу. А куртку мне художник Калугин привез. Теплая она, легкая, хотя и не по возрасту.

— Теперь молодые и старые одинаково одеваются. Располагайтесь. Борис выскочил куда-то, пока я спал. Выпить не хотите?

В полуметре от колеса "Волги" круто вниз уходила гранитная

— Да вот заманил меня Борис Михайлович в ваши края.

— Края любопытные, во многом еще первозданные. Мало где природу такую сыщешь, хотя лес извели значительно. Вы, извиняюсь, как и Борис Михайлович, по юридической части работаете?

— По медицинской, — проронил Мазин неохотно.

"Вечно Борька что-нибудь выдумает!$1 — Как ваши пчелы?

— Трудятся пчелки. Все пчелиное производство пользу человеку приносит. Много народному хозяйству целебных продуктов дает.

Но произнес это Демьяныч вяло, без энтузиазма. Заметно было, что не чувствует он в Мазине понимающего собеседника и тяготится отсутствием Сосновского.

— Борис Михайлович, видимо, к Калугину направился? Тогда не скоро вернется. Беседовать с художником любопытно. Многое в жизни повидал, в столице с видными людьми общается.

— А сбежал в медвежий угол.

— Угол? — удивился пасечник. — Усадьба со всеми удобствами! Большие деньги наше государство творческим работникам выплачивает…

Старик не закончил, услыхал шаги. Сосновский распахнул дверь, вытирая мокрое лицо носовым платком.

— Заждался, Игорь? И Демьяныч тут? За сапогами пришел?

— За ними, Борис Михайлович.

Пасечник вскочил со стула.

— Сейчас достану. Да сиди, папаша! — Борис повернулся к Мазину. Задремал ты, а я думаю: что это Калугин мной интересовался? Ну и решил сбегать.

— Что же?

— Поторопился. У него с Валерием разговор происходил. Кажется, прорвало родителя. Выглядели они мрачновато. Страсти я охладил, замолчали оба. Но Калугину уж не до меня было, да и жена вошла. Постепенно общий треп начался, хотя и натянуто.

Сосновский вытащил из рюкзака сапоги.

— Держи, Демьяныч. Примеряй!

— И так вижу: в самый раз. Что я должен, Борис Михайлович?

— Ерунда. Медком угостишь.

— Премного благодарен. — Пасечник заспешил.

— Чудак, — сказал Сосновский ему вслед. — Надел бы сапоги. Дождь как из ведра поливает. А нас ждут на медвежатину.

За окном сверкнуло, и следом оглушительно треснул раскат грома. Отдавшись в горах, он повторился, перекрывая шум дождя.

— Сдался, — махнул рукой Мазин. — Под воздействием стихий у меня исчезает предубеждение к здешнему обществу.

Дача художника светилась в пелене дождя, напоминая корабль, застигнутый штормом в бурном море. Снова сверкнула молния, высветив контуры дома, и снова прокатился по ущелью гром, на этот раз сильнее, чем раньше, и продолжительнее. После вспышки тьма стала еще чернее, и особняк Калугина больше ие выделялся в ней.

— У Калугина электричество?

— Он подключился к леспромхозовской линии. Постой… Свет-то погас! Оборвало провода, или столб подмыло.

Мазин освещал путь фонариком–жужжалкой. В конусе света сыпались бесконечные капли.

Марина Калугина, одетая в толстую вязаную кофту, встретила их с подсвечником. Выглядела она озабоченно.

— Ко всему прочему выключили свет. Приходится коротать время в романтическом полумраке. Не возражаете? Тогда раздевайтесь.

На вешалке в прихожей уже собралось много одежды, в том числе две куртки, похожие на куртку Демьяныча. Мазин повесил свою между ними и прошел вслед за женой художника. Она показалась ему совсем молодой.