Страна чудес без тормозов и Конец Света

– Тут все дело в сливочном соусе, – объяснил я. – Лук-шалот шинкуем мелкими кольцами, перемешиваем с чистейшим сливочным маслом – и прожариваем на медленном огне. Постоянно переворачивая, чтобы не потерял вкус.

– Любишь ты еду готовить...

– С девятнадцатого века кухня почти не изменилась. По крайней мере, в отношении вкусной еды. Свежесть продуктов, усердие повара, вкус, красота всегда одинаковы.

– Лимонное суфле у них тоже класс, – сказала она. – В тебя еще влезет?

– Конечно, – сказал я. Что-что, а суфле я могу уписывать по пять порций в один присест.

Я проглотил виноградный шербет, прикончил суфле и выпил эспрессо. Суфле и правда оказалось отменным. Настоящий десерт в моем понимании. У кофе выдержали ту бархатистую крепость, от которой приятно покалывает ладони.

Как только мы забросили всю провизию в свои гигантские ямы, нас вышел поприветствовать шеф-повар. Изумительно, сказали мы ему.

– Для того, кто может столько съесть, хочется готовить и готовить! – согнулся в поклоне шеф. – Даже в Италии найдется мало клиентов с таким исключительным аппетитом.

– Большое спасибо, – поклонились мы в ответ. Когда шеф-повар вернулся на кухню, мы заказали еще по кофе.

– Первый раз встречаю человека, который съедает столько же, сколько я, а потом хорошо себя чувствует, – призналась она.

– Я могу и продолжить, – не сдавался я.

– У меня дома – мороженая пицца и бутылка «Шивас Ригал».

– Отлично!

Ее дом действительно оказался в двух шагах от библиотеки. Стандартный коттедж, какие строят на продажу, хоть и совсем маленький – лишь на одну семью. С аккуратным вестибюлем и крошечным садиком, где мог бы вытянуться и хорошенько поспать один человек. Хотя солнечного света садику явно не хватало, в уголке цвели кустики какой-то азалии. У домика даже имелся второй этаж.

– Этот дом я купила, когда замуж вышла, – сообщила она. – Ссуду в банке погасила из мужниной страховки. Покупала – думала, детей заведу. А для одной здесь слишком много места...

– Пожалуй, – согласился я, присев на диван в просторной гостиной.

Она достала из холодильника пиццу, сунула в микроволновку и выставила на стол в гостиной бутылку «Шивас Ригал», какое-то вино, пару стаканов и ведерко со льдом. Пока она наливала себе вино, я включил магнитофон и, порыскав на полочке, подобрал несколько кассет на свой вкус. Джеки Маклин, Майлз Дэвис, Уинтон Келли[106] и прочие в том же духе. Пока разогревалась пицца, мы прослушали «Грув Багза», а за ней и «Экипаж с бахромой на верхушке» – я под виски, она под вино.

– Любишь старый джаз? – спросила она.

– Еще школьником бегал в джаз-кафе и все это слушал...

– А новой музыки совсем не слушаешь?

– Ну почему же? «Полис». «Дюран Дюран»... То и дело кто-нибудь ставит.

– А сам для себя?

– А мне не нужно, – ответил я.

– Вот и он – мой муж, то есть – всегда старый джаз слушал...

– Как и я?

– Да, совсем как ты. Его убили железной вазой для цветов.

– То есть как?

– В автобусе какой-то панк разбрызгивал краску из баллончика. Муж пытался его урезонить, а тот ударил его вазой по голове.

– Но зачем панку цветочная ваза?

– Не знаю, – пожала она плечами. – Понятия не имею. Я тоже не знал.

– Так нелепо, да? Умереть в городском автобусе от цветочной вазы...

– И не говори. Мне очень жаль.

Когда пицца разогрелась, я съел свою половину и растянулся на диване со стаканом виски в руке.

– Хочешь увидеть череп единорога? – спросил я.

– Еще бы! – оживилась она. – А что, у тебя есть?

– Не настоящий, конечно. Копия.

– Все равно хочу...

Я вышел на улицу, достал из машины сумку. Стоял тихий октябрьский вечер. Из-за рваных облаков выглядывала почти круглая луна: похоже, завтра будет прекрасная погода. Я вернулся в дом, сел на диван, расстегнул молнию на сумке, вытащил завернутый в банное полотенце череп, развернул и передал ей. Она поставила стакан с вином, взяла череп и осмотрела со всех сторон.

– Здорово сделано!

– Еще бы. Черепных дел мастер изготовил, – сказал я и отхлебнул еще виски.

– Прямо как настоящий...

Я выключил музыку, достал из сумки каминные щипцы и легонько ударил череп по темени. «Кон-н-н», – прозвучало в ответ.

– Что это?

– Каждый череп издает свой неповторимый звук, – объяснил я. – А тот, кто в этом разбирается, может считывать хранящиеся внутри воспоминания.

– Какая чудесная история, – опять восхитилась она. И, взяв щипчики, постучала по черепу сама. – Никогда бы не сказала, что это копия.

– Неудивительно. Человек, который его делал, просто сдвинулся на черепах.

– А мужу череп проломили. Значит, правильный звук уже бы не получился?

– Даже не знаю...

Она поставила череп на стол и снова взяла стакан. Мы с нею сидели бок о бок на диване, каждый со своим стаканом, и смотрели на череп. Голая кость таращилась пустыми глазницами – то ли беззвучно хохотала, то ли хотела втянуть в себя весь окружающий воздух.

– Поставь музыку, – попросила она.

Я выбрал кассету, зарядил в магнитофон, нажал на «воспр.» и снова сел на диван.

– Тебе здесь уютно? Или, может, пойдем наверх?

– Здесь хорошо, – ответил я.