Я опишу обстановку в «Часе» на момент перед наступлением тьмы. За исключением Эдварда Сэксби, большинство из вас не сталкивалось лично с новостным телевещанием в пору его расцвета, задолго до потери аудитории и, соответственно, доходов от рекламы; задолго до череды скандалов, деморализовавших и в конечном итоге погасивших энтузиазм сотрудников. Как известно тем, кто посвящен в нашу историю, было время, когда транслируемые по сетевым каналам новости имели практически неограниченную власть над серьезными и хорошо информированными американскими зрителями. Как бывший корреспондент и ветеран тележурналистики (и не случайно — в прошлом сотрудник «Часа», продюсер самого Остина Тротты, пока мой контракт не был расторгнут по причинам взаимной, но безмолвной неприязни), я лично был свидетелем тех славных дней. По этой причине я как никто другой могу пролить свет на повседневную механику этой программы. Тогда «Час» еще сохранял свою истинную сущность и был величайшим из когда-либо созданных механизмов для преподнесения телевизионной реальности состоятельной, заинтересованной и образованной аудитории.
Я выбрал один день, имеющий немалое значение для нашей истории — 16 января, за трое суток до того, как возобновились документальные свидетельства. С точки зрения повседневной рутины, описанный день ничем не отличается от прочих за три десятилетия существования программы. Именно эту дату я выбрал, потому что, хотя 16 января «Час» жил своей обычной жизнью, рекордное выпадение снега в тот день, явившееся непосредственной причиной отключения электричества, существенно увеличило проблемы. Отчасти это стало известно из внешних источников, не имевших отношения к двадцатому этажу: из сопроводительных документов грузовых авиаперевозчиков и тому подобному. Но, признаю, кое-что мною домыслено.
Вы, вероятно, захотите знать, как обстояли дела на тот момент, почти три месяца спустя исчезновения Эвангелины Харкер. Относительно самого после исчезновения кое-что прояснилось. Свидетели из отеля в Бухаресте вспомнили, что мисс Харкер уехала в обществе другой постоялицы, снимавшей номер под именем Клементина Спенс. Как выяснилось, миссис Спенс также пропала, но за неимением близких друзей или членов семьи, ее исчезновение прошло незамеченным. Дотошные расспросы в гостинице в Пойана Брасове выявили, что мисс Харкер покинула ее вскоре после того, как поселилась, в сопровождении мужчины средних лет, предположительно, связанного с потенциальным интервьюируемым. Миссис Спенс в гостинице не регистрировалась, и о ее местонахождении после отъезда из Бухареста ничего не известно.
Этим ограничиваются непреложные факты, которые не слишком продвинули расследование. Поездка в Румынию частного детектива в сопровождении расстроенного жениха мисс Харкер, ее отца и сотрудника министерства юстиции, оказывавшего особую услугу Харкеру-старшему, ни к чему не привела. Запросы государственного департамента также ничего не дали. Ни в одном морге не обнаружилось тела, ни один свидетель не заявил о преступлении. Напрасно Харкер-старший раз за разом подавал в суд на вещательную сеть, на программу и на корреспондента Остина Тротту, обвиняя их в преступном небрежении — его иски признавали необоснованными. В обязанности ассистента продюсера входит изучение мест будущих съемок, сколь бы опасно там ни было.
Предпринимались попытки расширить расследование, включив в него некоторые странные события, произошедшие на двадцатом этаже в здании на Вест-стрит, но между исчезновением Эвангелины Харкер и появлением в офисах «Часа» видео- и аудиопленок из Румынии не удалось установить доподлинной связи. Сами пленки были изъяты из обращения, одновременно были введены новые правила для оцифровывания материалов из непроверенного источника, но подобный феномен весьма редок. Монтажеры, замешанные в первоначальном инциденте, подверглись взысканию, но их физическое и умственное состояние, которое так и не стабилизировалось, само по себе представлялось достаточным наказанием. Все трое жаловались на бессонницу, ночные кошмары и иссушающую болезнь, определить которую не смог ни одни врач. Коллеги монтажеров качали головами, недоумевая, не придумана ли болезнь как предлог для получения отпуска по болезни и не покрывает ли она более темные делишки. Слышали, как основатель и исполнительный продюсер программы Боб Роджерс выдвинул предположение о том, что произошедшее — часть заговора администрации с целью упразднения «Часа», подрыва его изнутри, саботажа технологического процесса и запугивания сотрудников. Невзирая на слухи в прессе, до сего дня никаких свидетельств подобного заговора не появилось.