Страна не для него

В Гарвард Мартин таки поступил, но уезжал уже через силу: так привязался к мелкому, что не хотел его оставлять. Даже с невесткой Мэг немного поладил, хотя по-прежнему ужасно ревновал и все твердил, что она им с братом все испортила.

Курт тоже любил Мартина, даже больше, чем родителей: засыпал на его руках, принимал бутылочку с молоком из его рук, переставал орать на его руках, смеялся, когда видел его. Когда Мартин уехал в Америку, снова начался ад. Мало того, что Курт был до ужаса голосистым, он еще и мало спал. Когда научился ходить, проблема усугубилась систематическим домашним погромом: перевернутые стулья, журнальные столики, разбитая посуда, разорванные книги, стянутая из шкафа одежда – все это стало обычным явлением. Лишь в волшебные дни Рождества и теплого лета на Курта находилась управа – на каникулы приезжал дядя Мартин.

Курту было почти пять, когда Мартин, все еще худой и нескладный, с отросшими волосами цвета черного ворона, в неизменной черной футболке с черепами, драных джинсах, истоптанных кедах, со своими тонкими белыми руками, увешанными шипастыми браслетами, сидел летней ночью на крыльце и курил сигарету. Курт мягко напрыгнул на него сзади и ласково притулился, обняв за шею.

– Что это? – спросил он, попытавшись схватить сигарету.

Мартин не дал ему этого сделать, сказав:

– Это звезда, она горячая.

Курт задрал головенку к небу и поглядел на дорожку Млечного пути, густо усыпанную звездами. В свете августовской ночи его бледная кожа казалась совсем мертвецки белой, а черные глаза ничего не отражали, как смертоносная бездонная пропасть.

– А как ты достал звезду? – спросил Курт, недоверчиво насупив смешные детские брови.

– Я не доставал, она сама упала.

Курт снова задумчиво поглядел в звездное небо.

– А почему она упала?

Мартин подгреб к себе податливое легкое тельце и поцеловал племяшку в теплый висок, а потом ткнул пальцами, сжимающими тлеющую сигарету, в Млечный путь.

– Видишь, как много звезд? Они там все не умещаются, поэтому толкаются и падают.

– Им же больно! – забеспокоился Курт.

– Нет, – засмеялся Мартин. – Они же маленькие. А когда что-то маленькое падает, ему совсем не больно.

Года через три Мартин позвонил домой из Америки и услышал подрагивающий голос Кертиса:

– Курт на днях запустил деревянным кубиком в глаз однокласснику. Якобы тот над ним смеялся. Курт на уроке ляпнул, что звезды маленькие, горячие и невкусно пахнут. Как ему такое в голову пришло, ума не приложу… У мальчика рассечение. Хорошо, что обошлось парочкой швов. Курт в таком шоке, что до сих пор лежит с температурой. Не спит, просто смотрит в потолок, даже не разговаривает. Мы начинаем с ним говорить, а он молчит, будто нас нет.

Мартин ахнул и до боли крепко сжал телефонную трубку. Кертис хоть и старался выглядеть спокойным, хоть и лез из кожи вон, притворяясь, что все порядке, но Мартин знал – брат понимает, насколько все плохо, но никогда в этом не признается.

Правда, скоро Курт пришел в норму и снова взялся за свои старые делишки. А на восьмое Рождество Мартин привез ему из Америки красочную детскую энциклопедию по астрономии.

– Ох, заяц… Теперь ты будешь знать о звездах все, – сказал он, когда Курт по своему обыкновению запрыгнул ему на шею.

В тот же вечер маленький горе-астроном подошел к дяде и саданул его этой же энциклопедией по башке.

– Ты мне врал, что звезды маленькие! А они ни разу не маленькие!

– Как это не маленькие?.. А белые карлики, например?..

Мартин успешно закончил Гарвард, но вместо того, чтобы вернуться домой, неожиданно укатил в Японию вместе с Юки, своим таинственным соседом по комнате. Там они открыли какое-то совместное дело. Теперь он приезжал в Манчестер раз в год. Он по-прежнему был худым, но уже немного оформился. У него были широкие плечи, узкая поясница, длинные ноги, изящные пальцы, сильная шея. Свои черные, как крыло ворона, волосы он укоротил. Стал носить шелковые рубашки, дорогие костюмы и щегольские туфли, а свои черные футболки с черепами и шипастые браслеты оставил Курту на вырост. Тот рос и все больше становился похожим на своего дядю. Впрочем, они все были похожи: что Кертис, что Мартин, что Курт, что его старшая сестра Кетти… Что все остальные…

Курт по-прежнему дико скучал по Мартину и с нетерпением ждал его приезда, а когда, наконец, дожидался, набрасывался ему на шею своим обычным мягким прыжком. Казалось, он нисколько не прибавляет в весе, все такой же легкий и стремительный, как падающие звезды, как новые вульгарные словечки, которым он учился и щедро сыпал направо и налево, как нахальные усмешки его тонких губ и колкий взгляд манящих в смертельную пропасть черных глаз.

В последний раз Мартин приехал домой летом. Над Манчестером разразилась затяжная гроза с порывистым ветром и проливным дождем. Был вечер. Курту было тринадцать лет, а его самого дома не было.

– Где мой заяц? – неприятно удивился Мартин, всем сердцем предчувствуя беду.