Страна рухнувшего солнца

И вот, в один прекрасный день итальянские корабли вышла в море, чтобы на Мальте встретиться с русскими союзниками. Остров, некогда превращенный британцами в первоклассную военно-морскую базу, находился сейчас под немецким управлением. Однако немцы были не против. Лютьенс еще до того, как отправился в рейд на Японию, выслушал предложение, пожал плечами, не слишком в нем заинтересовавшись, но приказ о содействии отдал. Вряд ли он верил в успех, но и мешать другим проявить себя не собирался. И теперь на Мальте, подальше от чужих глаз (а остров контролировать куда проще, чем порт на материке), происходила окончательная подготовка. И силы, надо сказать, в сводную эскадру были собраны немалые.

Три старых советских линкора. Плохо приспособленных, конечно, к дальним переходам и штормам, но в отличном состоянии, следили за ними хорошо. Два корабля пришли с Балтики, один – с Черного моря. Турция попробовала было возмутиться и перекрыть проливы, не столько из реальной необходимости, сколько из желания показать, что их слово все еще многое значит. Угу, значит. Три звонка, один из которых, итальянский, еще можно было игнорировать, второй, советский, уже не получалось, и третий, с повелительным окриком от Геринга – и вопрос решился словно бы сам собой. Линкор с эскортом из лидера и трех эсминцев, а также четыре транспортных корабля, проследовали через проливы, и туркам оставалось лишь злобно бурчать себе под нос. Выказывать же недовольство в лицо никто не отважился.

Итальянцы смогли оперировать заметно большими силами. Они выставили четыре линкора, равных по возрасту, но конструктивно моложе советских как минимум на поколение. Корабли относились к двум разным сериям, однако при этом имели близкие характеристики и очень приличный даже по меркам сороковых годов ход. К недостаткам можно было отнести, пожалуй, слабую защиту и посредственное вооружение – десять орудий калибром триста двадцать миллиметров в современной войне выглядели уже несерьезно.

Помимо линкоров итальянцы выставили целых два авианосца, «Аквила» и «Спарвиеро». Оба корабля, бывшие лайнеры, переоборудованные для военных целей, были сравнительно невелики и, несмотря на недавнюю постройку, использовались в качестве учебных кораблей. С живучестью у еще недавно гражданских судов по сравнению с кораблями специальной постройки имелись проблемы, но лезть к черту в зубы без прикрытия с воздуха и вовсе казалось безумием. Правда, возникали теперь уже проблемы с пилотами – большая часть подготовленных летчиков и почти все самолеты отправились на север. Однако это удалось решить – у СССР был уже налажен выпуск «Яков», модифицированных специально под базирование на авианосцах, да и летчики нашлись. Вкупе с четырьмя крейсерами и десятком эсминцев соединение оказалось весьма грозным, хотя бы внешне.

После длительной подготовки, в сопровождении двух десятков транспортных кораблей и дюжины танкеров (с ними дуче расставался особенно неохотно), армада под командованием адмирала Да Зара вышла в море. Мигнула фонарями – и пропала, соблюдая режим радиомолчания. Где она появится, оставалось только гадать.

Если действия объединенного флота были заметными, но для японцев непонятными, то перемещения одного человека вполне могли насторожить одним лишь своим фактом. Вот только при всей ясности этот человек был практически незаметен и в поле зрения японской разведки банально не попал. Впрочем, винить ее не стоит. Что для ищущих стратегические планы какой-то врач…

Доктор Йозеф Менгеле. Самый обычный военврач, честно отвоевавший в Американскую кампанию. Здесь он не заработал жуткого прозвища, под которым его помнил Колесников. Читал в свое время много, что для советского человека было нормой, вот и запомнил. А здесь и не знал бы о нем, наверное, если бы не сам доктор.

В свое время на стол гаулейтера Канады (тогда Рабинович, правда, еще не имел столь высокого чина, но это уже детали) легла записка одного врача, который, будучи сам ранен и угодив в госпиталь, малость повернулся на разработке новых методов лечения. И требовался ему для этого, ни много, ни мало, а человеческий материал, в качестве которого предлагалось использовать военнопленных.

Как Рабинович не расстрелял умника сразу, понять сложно. Наверное, просто вспомнил, что в той истории Менгеле не был антисемитом – ему плевать было, кого потрошить. И не освоившийся еще до конца Рабинович тогда решил посоветоваться с товарищем.

Колесников обдумывал ситуацию долго. Минут, наверное, пятнадцать. С одной стороны, Менгеле в его мире заработал стойкую репутацию чудовища. С другой же, здесь он ничего не успел натворить, зато честно выслужил железный крест, вытаскивая под вражеским огнем раненых. Там и ранен был, кстати. За что же ему, спрашивается, голову-то отрывать?