Страна Семи Трав(изд.1976)

Мне представились сумрачные своды, согбенные фигуры, которые жмутся к потухающему костру, женщины в разорванной и потертой меховой одежде, укачивающие детей, старики со слезящимися глазами, устремленными вдаль…

Пещерные люди эпохи оледенения!

По ассоциации я вспомнил о Гренландии — этой огромной белой гробнице, как назвал ее один из путешественников. Я продолжал думать о ней и после того, как кончилась пурга и мы, спустив лодку на воду, снова впряглись в лямки.

Солнце как ни в чем не бывало засияло на небе. Ощутительно потеплело. Блестели мокрые скалы. Робко расправлялся прибрежный тальник, припорошенный снегом.

Но мыслями я был далеко отсюда…

2

Последние годы я изучал причины потепления Арктики и прочел почти все, что было написано на эту тему.

Причины потепления пока не выяснены. Возможно, что оно связано с очередным усилением солнечной радиации, которое убыстряет все атмосферные процессы на Земле. Ведь Земля переживает периоды потепления и охлаждения. Даже на протяжении последнего тысячелетия происходили резкие изменения в климате.

В связи с этим я заинтересовался Гренландией.

«Грюнланд» в переводе означает «Зеленая страна». Именно так назвали ее исландцы в 982 году.

Некоторые ученые считают, что это была лишь своеобразная реклама, с помощью которой хотели привлечь колонистов во вновь открытую страну. Действительно, уже на следующий год туда двинулись из Исландии двадцать пять кораблей.

Однако я помнил, что Петр Арианович, много читавший о Гренландии, был не согласен с этим мнением.

— Поселения просуществовали около пятисот лет,— говорил он мне и Андрею.— Обман не мог длиться столько времени.

И наш учитель географии принимался перебирать свои выписки о Гренландии, сделанные им еще в студенческие годы.

Особенно интересными были выдержки из старонорвежской хроники тринадцатого века. Неизвестный автор ее писал, что Гренландия славится хорошим климатом и «когда солнце стоит высоко на небе, оно радует все живое, и земля приносит полезные растения».

Судя по этому описанию, жители Гренландии благоденствовали в тринадцатом веке. На острове, помимо деревень, было два больших города, пятнадцать церквей, три монастыря.

Затем произошло нечто странное. Над Гренландией как бы задернулся занавес.

В шестнадцатом веке Гренландия представляется европейцам уже почти мифической страной. На карте, изданной в Страсбурге в 1513 году, она изображена рядом с недавно открытой Америкой как длинный полуостров, который соединен с Европой севернее Скандинавии.

Что же произошло за период между тринадцатым и шестнадцатым веками? Катастрофа. Гибель исландских поселений в Гренландии.

На земле наступило резкое похолодание. Из Центральной Арктики двинулись в Атлантический океан плотные массы льдов и отрезали от Европы гренландские города, деревни, монастыри.

Все труднее — вскоре и совсем невозможно — стало доставлять сюда хлеб и строительные материалы. Жители колонии вымерли от холода и голода, а опустевшие города завалило снегом по самые флюгера на крышах домов.

Вторично Гренландию открыли в конце шестнадцатого столетия. Она выглядела уже так, как выглядит сейчас — мертво и печально, оделась белым погребальным саваном…

Аналогия с судьбой оазиса в горах Бырранга напрашивалась сама собой. Только перемены в оазисе произошли, по-видимому, за более короткий срок— не за двести—триста, а за двадцать—тридцать лет.

На привале я начал развивать эту мысль, и очень подробно.

— Можно, впрочем, найти и другую, менее грустную аналогию,— спохватился я, заметив, как вытянулись и без того озабоченные и усталые лица моих спутников.— Например, с Землей Ветлугина, бывшим Архипелагом Исчезающих Островов. Ведь архипелаг удалось спасти от разрушения, не так ли? Он стоит посреди океана и простоит еще столько времени, сколько нам нужно… Почему же нельзя сделать так и с оазисом «детей солнца»? Сохранить его или возродить на новой основе? Уверяю вас: это вполне возможно, реально!

Лиза посмотрела на меня искоса:

— В тебе до сих пор, Леша, есть что-то мальчишеское…

Бульчу, с неудовольствием прислушивавшийся к разговору, смысл которого ускользал от него, неожиданно сказал:

— Зачем спорить, сердиться? Скоро там будем. Все сразу узнаем.

— А скоро ли будем?

— Очень скоро. Завтра…

Но мы даже не улыбнулись в ответ на его слова. Сколько раз уже слышали это: «Завтра, завтра!..»

3

Пурга отняла у нас остаток сил. Усталость, накоплявшаяся постепенно на протяжении всего пути, особенно дала себя знать именно в этот день. Мы брели, вяло переставляя ноги, чаще, чем раньше, скользя и оступаясь на покатом каменистом берегу.

Очень хотелось спать. После пурги в воздухе потеплело, и это размаривало. Крепко, до боли в пальцах сжимая лямки на груди, чтобы совладать с одолевавшей меня дремотой, я услышал пронзительный возглас:

— Мышь, мышь!..

Это Бульчу поет песню! Окончательно стряхнув дремоту, с удивлением вслушиваюсь в слова песни:

— Мышь, мышь впереди!.. Уцепился за ее хвост, она потащила меня. Через сто промоин, через сто пропастей, по ста кочкам потащила меня…