Поскольку жить в постоянном страхе, не имея ответа даже на такой простой вопрос, слишком разрушительно для психики, ответ у «совка», безусловно, есть… Но ответ действительно совсем не такой, как на Западе.
Ответ «совка»
Ни о каком суде, естественно, «совок» и не вспоминает. Но он твердо знает другое: над каждым начальником есть начальник. Даже над тем же прокурором, мэром или губернатором! Начальство «повыше» может быть не здесь, но оно бдит! Оно не даст совсем уж беспредель-ничать!
Говоря совсем уж по-простому: «совок» знает, что над губернатором есть Путин. Он далеко, где-то в Кремле, — но он, если что, даст укорот.
Это по большому счету единственная, но она же и Главная Надежда. В представлении «совка» (и «постсовка») способность (и наклонность) местного начальства к беспределу сдерживается только наличием над этим начальством другого, более высокого начальства. То есть уповает советский обыватель не на суд, а на Вертикаль.
В этой логике «совка» вроде бы нетрудно отыскать слабое звено. Например, такое: допустим, злодея среди местной власти сможет укоротить условный «Путин», но как быть, если злодеем окажется сам представитель высшей власти? Что тогда?!
Если вы думаете, что такой вопрос поставит «совка» в тупик, — вы не угадали. Народная психика уже выработала на него вполне удовлетворительный ответ. «Совок» рассчитывает, что жестокость высшего начальства будет компенсироваться его отдаленностью!
Ну, в самом деле. «Путин» сидит высоко, живет далеко, под ним 140 миллионов человек. Так уж ли он страшен простому обывателю? Если кого «обычного» вдруг заметит — что ж, не повезло, как говорится, «не стой под стрелой». Зато губернаторы с мэрами и прочими «главами» да министрами — пусть трясутся, это хорошо.
Страх как основа
Как раз вот этой тонкости народной психологии совершенно не чувствуют наши «оппозиционеры», все сплошь «западники». Оппозиция ведь так и не дала себе труд осмыслить, почему, к примеру, настолько безболезненно и легко для Кремля прошла отмена губернаторских выборов. Почему никто, нигде на всей шестой части суши даже не обозначил протеста? Почему народ до сих пор без всякого энтузиазма относится к этому «величайшему завоеванию демократии» — выборности губернаторов?
Причина крайне проста. Люди — обычные обыватели — в глубине души панически боятся самодостаточной власти. Особенно — на местном уровне. Если про начальника известно, что он прочно «встроен в Вертикаль», — это успокаивает, значит, на него «есть управа», за ним присматривают сверху. А если он вдруг станет «полновластным хозяином территории» — как же на этой территории жить тогда простым людям?!
Мы настолько привыкли жить в отсутствие суда — независимого суда как идеи, — что просто не осознаем весь ужас такого существования именно с точки зрения обывателя. Ведь, собственно, что такое суд в нормальном государстве? Это, по сути, единственная защита так называемого «простого человека» от произвола любого представителя власти. Жизнь без суда равносильна жизни человека в одной набедренной повязке и без всякого оружия в одном вольере с крупными хищниками. У тех — длинные клыки, зубы и когти, у человека — только добрая улыбка.
Проиллюстрируем еще раз то, о чем мы здесь все время говорим, — то есть «оккупационный принцип». Давайте воспримем его буквально — то есть представим, что мы оказались вдруг действительно на оккупированной территории. То есть кругом — какие-то чужаки в мундирах и с автоматами: они патрулируют улицы, занимают все общественные здания, ввели комендантский час… Какие у нас с вами по этому поводу будут чувства? По-моему, очевидно, что одно из главных чувств, которое мы будем испытывать, — страх. Жить на оккупированной территории банально страшно.
И вполне понятно, почему: оккупанты от нас никак не зависят. Они теперь тут хозяева, а мы — непонятно кто. У них автоматы, а нам запрещено на них даже глаза поднимать. Непонятно, что у этого вооруженного человека на уме: вдруг он захочет поселиться у тебя в доме? Снять с тебя твое пальто? Просто поднять автомат и застрелить тебя, потому что ты ему не понравился? Как писал один из свидетелей эпохи становления «оккупационного принципа»: «Мы живем, под собою не чуя страны». Именно потому что страна-то уже — чужая.
И вот сейчас мы, пожалуй, добрались до основной особенности психики «совка». Это страх, загоняемый глубоко внутрь.
Нам постоянно внушают, что жить в отсутствие разделения властей, когда одна власть и законы пишет, и исполняет, и судит — это якобы такая особенность «русского менталитета», «русский путь», «суверенная демократия» и тому подобные словеса.