Страна Живых

- Мне кажется, я понимаю, в чем дело. Ты не хотел работать на чужих условиях, ведь так? Ты знал, что достоин большего, и отказывался от «синицы в руках»?

- Да, это гордыня и лень, - признался Федор.

Они помолчали. Было часа два после полудня – самое теплое время дня, Федор даже расстегнул джинсовую куртку. Пруд искрился, утки взлетали с воды и садились обратно, невесть откуда размножившиеся в Москве чайки летали над водой, видать, пожива была, да и многочисленные рыбаки с дорогими удочками сидели здесь явно не только для успокоения нервной системы. По дорожкам вокруг пруда ездили детишки на роликах и велосипедах, бегал даже спортсмен в спортивном костюме, ему явно было жарко, но он упорно не расстегивался, собачники выводили своих кабыздохов, разумеется, на длинных поводках, и без намордников.

Савабэ первым нарушил молчание:

- Итак, изобрел ты эту теорию, и что было дальше?

- Да ничего особенного. Сначала пытался в журнале напечатать, потом собрал компьютер, сделал страничку в интернете, пытался, дурак, «донести до читателя». И вот, я сижу в Муроме, а у меня и интернет, и свой сервер, блин, и сколько я на это кинул денег и времени, нет, это просто немыслимо!

А кончилось тем, что меня самого закидали сообщениями, что «когда такие, как ты, мразь, уедут, у нас настанет, наконец, нормальная жизнь». А я тутошний, уехать никуда из своего Мурома не могу, денег нет, работы тоже, жена с дочкой ушла уже давно, за комнату не платил лет десять, кругом долги… Сначала казалось, что можно ограничить потребности, переждать, и все потихоньку наладится, жизнь пойдет своим чередом. Но ничего не наладилось, становилось только хуже и хуже.

- Начал пить?

- Понемногу. Но, если честно, на голодный желудок помногу и не надо. Потом по помойкам стал таскаться, а в Москве помойки не в пример нашим, Муромским, это как ларек сравнивать с гипермаркетом, вот я и здесь!

Снова повисла пауза.

- Тебе повезло, - сказал, наконец, Городзаэмон.

- Чем же повезло? – не понял Фелор.

- Повезло, что я тебя до холодов встретил. Ты знаешь, какие тут зимы негостеприимные?

- Да, теперь представляю, - признался Федор.

- Так, тебя закидали оскорбительными сообщениями, - Городзаэмон вернулся к привычному психоанализу, - и что за этим последовало?

- Что последовало? Сначала обиделся, замкнулся. А потом решил ответить, раскрутил до конца этот миф о «Шкатулке негритенка», разложил все, так сказать, «по полочкам»:

Предположим, что самый отвратительный и мерзкий негритенок наплюет, изгадит, и так обезобразит все вокруг себя, что все остальные уедут. Итак, победитель остается один! И что?

- Действительно, что? – поинтересовался Городзаэмон.

- Да это же очевидно! Он останется один против всего мира, прижимая к себе шкатулку, заметим, для него непомерно большую. И только теперь до него доходит тот факт, что теперь шкатулку действительно, могут отнять скооперировавшиеся пришельцы. В одиночку ему сокровища недр не защитить! А все, кто мог ему помочь, уже уехали, и свою долю хотят себе вернуть! Так что победитель не только не получит «место у вентиля», он даже не получит работу на бурильной вышке, его никуда не пустят, он один, и силы не представляет. Такова логика развития событий.

Но миф упорно не рассматривает эту логическую цепочку, полностью сосредотачиваясь на созерцании картины изгнания чуждых элементов. Сладкие картины исхода инородцев гипнотизируют носителей этого мифа.

Постепенно, любой несогласный, не поддерживающий эту картину мира, начинает причисляться к замаскировавшимся чужакам. Здесь миф начинает игнорировать реальность, вплоть до анекдотических случаев, когда в принадлежности к иной расе брат обвиняет родного брата.

Тем не менее, этот миф, нелепый при логическом анализе, становится непобедим. «Верую, ибо абсурдно». И обыватель уже видит в Иванове - Ивансона, в Петрове – Педерсона, а в Круглове – Крейга. Переубедить носителя мифа невозможно. Он погружается в пространство мифа, теряет связь с реальностью, становится раздражительным, неуживчивым даже с ближайшими членами семьи. Он становится одиноким, и наступает время, когда он сам начинает, как овца, искать себе пастыря, который собьет его в стадо вместе с ему подобными.

Постепенно миф начинает оформляться в культ, с присущими ему организационными структурами. Новые пастыри формируют общины одноверов, впрочем, название не имеет значения. Типичный представитель такой общины слаб, испытывает стресс, находится на грани истерики, боится преодолевать свои страхи самостоятельно.

- Гениально! – воскликнул Городзаэмон, - великолепный анализ, и интересные наблюдения. И, имея такую теорию, ты не стал миллионером?

- Бомжом я стал, - признался Федор.

- Но как? – изумился Городзаэмон.

- Стер свою страничку, забросил интернет, перестал писать, думать, и разговаривать. С тобой говорю с первым, за последние три года!

- Да ты у нас стоик!

- Пифагореец! – мрачно пошутил Федор.

«Проснулось чувство юмора? Он не безнадежен!» - обрадовался Городзаэмон.

Меж тем солнце переместилось за голову Федора, и его тень легла на воду пруда.