– И наша поездка окупится? – спросил Чибирев. – Е-е-е.
– А ты перемножь, перемножь... десять марок на число мухобоек!
– То есть вы хотите сказать, – Щукин сказал, – что это действительно покупают?
– По десять марок, тебе ж говорят!
– Вот эту херню?.. За нее десять марок?.. Бред какой-то!.. Они парят нас, Борька. Ну, посмотри на них, ведь это бред, не может быть такого!.. Да кому тут мухобойки нужны? Тут и мух нет!
– Есть! – воскликнула Майя.
– Дело не в том, есть мухи или нет мух, – сказал Телегин. – Дело в том, что здесь часто покупают бесполезные вещи. И это в порядке вещей.
– Здесь уважают рекламу, – сказала Майка. – А у него и реклама, и сразу спектакль.
– Что же мешает им самим этих мухобоек наделать?
– Зачем? Им не нужны мухобойки. Я же говорю, бесполезная вещь.
– У меня в голове не укладывается, – сказал Щукин и посмотрел на Чибирева. Тот хотел что-то спросить, но только еекнул:
– Е-е.
– Видишь ли, – сказал Дядя Тепа, – если бы в магазине, на прилавке, тогда бы да, ты был бы прав, там и даром никому не надо, но на рынке, вот, как я, вот так... Знаешь, тут любят аттракционы. Зрелища любят. И готовы за них платить. За артистизм...
– Я и сам не верил, что получится, – признался Телегин. – Мне бы такое и в голову не пришло. А вот он придумал, у него получилось.
– Потому что он гений, – сказала Майя. – Тепа, ты гений!
Чибирев пошел в туалет, его покачивало. Со стены в туалете спускалась искусственная лиана. День был тяжелый, устал. Вспомнил, что читал где-то, будто в Германии туалетную бумагу делают из трухи, в которую измельчают некондиционные ассигнации. Когда вышел, Дядя Тепа рассказывал:
– ...они только тогда муху замечают. А до этого – нет. Они все время на мухобойку глядят, и лишь когда целюсь – на муху. Думают, что живая и сейчас улетит. Я им хоть и говорю про искусственную, они все равно не сразу врубаются, думают, что живая сидит на столе. Иногда даже рукой машут, спугнуть хотят. А я шарах – и нет мухи! А потом показываю – пластмассовая! Тут уже общее ликование. А еще...
– Стой! – перебил Чибирев, – мы знали, что мы везли, мы знали, что ты продаешь мухобойки. Но не за такую же цену! Ну, марка, ну, две... Но – десять!..
Дядя Тепа постучал изделием по столу.
– Ручка деревянная, да? А дерево здесь дорогое. А вот эта хуевина, видишь?.. она вообще из кожи. Из бычьей. А кожа здесь дорогая. Я же говорю: естественный материал. Из кожи и дерева... Тут нет ничего подобного. Она дорого стоит.
– Надпись еще, – напомнила Майя.
– Да. Вот. Читай. «Ц.» Что такое? Потом: «16 к.» Почему 16?
На деревянной ручке изделия поверх краски стояла печать: «Ц. 16 к. ТУ 342–79 СБК-Пб».
– И что? – едва не взревел Щукин.
– Тайна какая-то. Необычное что-то. Экзотика. Им интересно.
Путь до Б. занял часы и часы, много часов; может, и не много часов, но каждый час длился как вечность. К середине пути Чибирев решил, что приобрел язву.
А начиналось пристойно. Почти игрушечный состав трогался по свистку общего для всех вагонов проводника, следившего за высадкой-посадкой немногочисленных пассажиров. На каждой остановке он выходил на перрон, дул в нужный момент в свой свисток, и все было бы ничего, если бы помимо того, что был проводником, он бы не был еще и контролером.