Страница номер шесть (сборник)

– Пойдем вниз, – сказал Косолапов, – выпьем чего-нибудь.

Кажется, он был недоволен собственным выступлением.

Внизу был буфет. Туда и пошли.

* * *

– Без признания средств массовой информации, вы говорите, невозможно существование современного искусства?..

Катрин поощряюще кивнула.

– Это не я говорю. Это общее место, – сказал Косолапов.

– Допустим, – продолжал Дядя Тепа. – Но не означает ли это, что истинное искусство неизбежно уйдет в подполье? Не означает ли это, что данная ситуация провоцирует расцвет нового андеграунда?

– Андеграунд не знает расцвета, – сказал Косолапов. – В подполье сыро, темно.

– А на поверхности фальшивое солнце. Трансгенные овощи, выращиваемые в парниках.

– И кто же ушел в андеграунд? – поинтересовался Косолапов. – Уж не мастера ли социалистического реализма?

– Нет, я говорю об актуальном искусстве. Вот возьмем нонспектакулярное ис...

– Чушь! – не дал договорить Косолапов. – Нонспектакулярное искусство никакой не андеграунд! Такое же средство преуспеяния, как и все остальное... Что в нем хорошего?

– Не на виду.

– Еще как на виду! Откуда ж вы о нем знаете?

– Мне казалось, вам близки эти идеи...

– Помилуйте, какие идеи? Никаких идей, одно недоразумение, казус. Через год-другой о вашем нонспектакулярном искусстве совершенно забудут, никто и слова не вспомнит, разве что какой-нибудь сумасшедший историк... это я не о вас, Катрин, извините...

– У нас есть проект, – сказала Катрин. – Расскажи.

– В двух словах, – сказал Дядя Тепа. – Ситуация такова...

– Надеюсь, это не имеет отношения к нонспектакулярностям?..

– Нет, нет, у нас другое. Представьте себе выставочный зал. Не Манеж, конечно. Обычную галерею... Перерыв между двумя выставками. Завтра будут вешать картины. Некто (допустим, я) проникает каким-то образом в зал и в явочном порядке вывешивает свои творения. В данном случае неважно, что он вывешивает, главное, чтобы висело. Пока не снимут те, чья выставка санкционирована официально.

– Понятно, – сказал Косолапов, – мне это больше напоминает театр для себя. Евреинову бы понравилось.

– Но ваш знаменитый театр-паразит, – сказала Катрин, – последователь театра для себя, разве не так? Я правильно говорю, что вы ученик Евреинова? Я много читала об Евреинове и его самого. Мне кажется, вы идете за ним.

Косолапов был польщен. Об его театре-паразите вспоминали не часто [4] . Дело прошлое.

– Театр-паразит не только для себя, но и для публики, – объяснил Косолапов, вальяжно откинув руку за спинку стула. – К тому же публика не была безучастна, мы стремились максимально задействовать ее в нашем паразитном, вторичном спектакле. Видите ли, – обратился он лично к Тепину, полагая, что тот не в курсе, – мы работали прямо в зрительном зале, на чужих представлениях. Наши актеры прикидывались зрителями, мы путали все карты... Другое дело, что в полной мере публика не могла осознать степень своей причастности к происходящему в зале, но это не меняет дела. Мы ж работали для публики, а не только для себя. У вас же проблема именно с публикой. Для кого ваша выставка? Кто ее будет смотреть?

– Никто, – сказала Катрин. – Один художник. Он сам.

– А также персонал галереи, – добавил художник Тепин.

– Но не «смотреть», – сказала Катрин. – «Смотреть» – это так, – она показала глазами, как рассматривают картины. – Пусть будут видеть. Пусть увидят, я так говорю? Увидят и снимут. Надо понимать протестный аспект выставки-паразита. Против администрирования в искусстве.

– Весь фокус в том, – сказал Дядя Тепа, – чтобы выставку никто не увидел. Важен факт, а не содержание.

– Мне это напоминает, – сказал Косолапов, – выставку Филонова в вашем Русском музее, кажется, в тридцатом году... Картины повесили, а зрителей не пустили. Зато издали каталог.

– Нет, нет, – запротестовала Катрин, – там идеология! Они вешали картины, чтобы их показать, а потом был запрет. Здесь только внешняя похожесть. Здесь не так.

– А что будет с картинами?

– Пусть несут на помойку, – сказал Дядя Тепа.

– У вас много картин?

– Ни одной. Но я нарисую. Завтра же.

– Так что вы хотите от меня? Благословения?

– Да, – сказал Дядя Тепа, – именно так.

Косолапов ответил:

– Дерзайте!

Глава восьмая

1

Практика мейл-арта знает достаточно примеров концептуальной переписки с прошлым. Открытки и письма кому только не посылались – и Верлену, и маркизу де Саду, и самому Шекспиру. Непосредственно произведением современного искусства почтовое отправление становится, когда его удостаивают соответствующим штемпелем. Поэтому совсем уж безответными эти послания считать неверно. Штемпель и особые пометы почтового ведомства, извещающие об отсутствии адресата, выглядят самым многозначительным и солидным ответом. Молчит Шекспир – отвечает Министерство связи. Ну а мастеру мейл-арта остается лишь терпеливо ждать, когда его очередное письмо куда-нибудь в прошлое или в альтернативную реальность возвратится со следами вполне посюсторонних почтовых приключений, чтобы пополнить оригинальную коллекцию к будущей выставке.