Страницы дипломатической истории

После этих утешительных слов Трумэн перевел разговор на вопрос о военно-воздушных базах, которые Америка построила «путем огромных затрат на британских территориях». Американцы, сказал он, не могут просто покинуть эти базы. Следует выработать какой-то справедливый план для совместного использования этих баз. Черчилль ответил, что он готов пойти на взаимоприемлемую договоренность между Англией и США относительно военно-воздушных и «других баз по всему миру». Великобритания сейчас меньшая держава, чем Соединенные Штаты, продолжал премьер-министр, но она «может дать многое» из того, что у нее еще осталось от великих дней империи.

— Почему бы нам совместно не использовать те средства обороны, которые разбросаны по всему миру? Мы могли бы добавить 50 % к мобильности американского флота, — сказал Черчилль, — довольно прозрачно намекая и на то, что Лондон также претендует на использование американских владений.

Трумэн насторожился: ему показалось, что Черчилль слишком уж быстро идет на договоренность.

— Любой план, — сухо заметил он, — должен соответствовать политике Объединенных Наций.

Трумэн рассчитывал, что США будут играть главную роль в Объединенных Нациях и во всем мире. И помочь ему в достижении этой цели должна была американская монополия на атомную бомбу. Поэтому мысли президента все вновь и вновь улетали в Нью-Мексико, где было осуществлено первое испытание атомной бомбы.

Развернутый доклад об этом испытании поступил в Потсдам только на четвертый день совещания — 21 июля. Вот как описала этот момент дочь президента — Маргарет Трумэн в объемистой книге, посвященной политической карьере своего отца: «В разгар этой сложной борьбы (на конференции. — В. Б

.) пришел подробный отчет об атомном взрыве на военно-воздушной базе Аламогордо… Это доложил президенту в 15 часов военный министр Стимсон. Отец пригласил к себе государственного секретаря Бирнса. Взволнованным голосом Стимсон прочел сообщение о взрыве, проведенном 16 июля 1945 г. Стимсон отметил в своем дневнике, что Трумэн был „сильно возбужден“, услышав подробности взрыва, и сказал, что „все это дает ему совершенно новое положение на конференции“… Это дало возможность моему отцу вести переговоры более смело и решительно… Сцена была расчищена для жесткого торга в Потсдаме».

Известие об успешном испытании атомной бомбы и о ее разрушительной силе окрылило Трумэна. Роберт Мэрфи записал в мемуарах: «Когда Трумэн председательствовал на четвертом пленарном заседании, мы заметили перемену в поведении президента. Он казался гораздо более уверенным в себе, более склонным к активному участию в дискуссии, к оспариванию некоторых заявлений Сталина. Было очевидно, что что-то случилось». Именно в тот день Трумэн выдвинул возражения против отделения восточных земель Германии и передачи их Польше.

Трумэну не терпелось дать понять советской стороне, что за козырь зажат у него в кулаке. Выждав несколько дней, он 24 июля сразу по окончании пленарного заседания осуществил намеченный ранее план. Маргарет Трумэн пишет: «Мой отец тщательно обдумал вопрос о том, как и что сообщить Сталину об атомной бомбе. Он решил сказать ему как можно скорее, но ограничиться замечанием самого общего характера… Он подошел к советскому лидеру и сообщил ему, что Соединенные Штаты создали новое оружие „необыкновенно разрушительной силы“. Премьер Черчилль и государственный секретарь Бирнс находились в нескольких шагах и пристально наблюдали за реакцией Сталина. Он сохранил поразительное спокойствие… Мой отец, г-н Черчилль и г-н Бирнс пришли к заключению, что Сталин не понял значения только что услышанного».

В действительности же Сталин просто не подал виду, что понял. Маршал Г. К. Жуков, также находившийся в Потсдаме, вспоминает: