Страницы любви Мани Поливановой

– Я тоже немедленно звоню в соцзащиту! – И даже сделала движение, как будто собиралась достать из кармана серого жакета телефон. – Почему дети находятся вблизи строительной площадки без специальных респираторов?! Тут кругом взвесь асбеста и цемента! Это губительно для детского здоровья. А взрослым, – тут она повернулась к мамашам, – необходимы каски! Это элементарные требования техники безопасности! Где ваши каски?!

Мамаши не сразу нашлись, что ответить, а некоторые, не слишком сильные духом, повернули коляски и покатили на соседнюю дорожку, подальше от греха и от касок – уж больно начальственный тон был у Митрофановой.

– Пошли, Кать. Хватит уже.

Волоча лешего на ошейнике – он был настолько слаб, что его покачивало ветром из стороны в сторону, – Митрофанова промаршировала мимо оставшихся колясок к подъезду.

– Фу ты, черт, – пробормотал Береговой себе под нос. – Намордник действительно придется купить!

– Ну, конечно. Подумаешь, намордник!

В обычный лифт они не вошли, пришлось ждать грузового, который долго не приходил, где-то наверху что-то разгружали, грохотали на весь подъезд.

– У вас кругом ремонт, да, Володь?

Он покосился на нее. Вернее, его непонимание покосилось.

Непонимание: «Она просто так спрашивает или выражает неудовольствие, что он живет в столь неустроенном месте?.. Она сама живет в тихом центре, небось в тех местах и не бывает подобного никогда! Ты должен дать ей понять, что очень благодарен за поддержку и ничего от нее не ждешь. Понял?»

– Как ты ловко, про каски-то!..

– В таких случаях лучшая защита – нападение. Меня Анна Иосифовна когда-то этому научила. Если люди говорят или делают глупости, да еще при том агрессивны, лучше всего на них действует начальственный тон. Они сразу сдаются.

– Тебе виднее, – отозвалась робость Берегового.

Робость: «Конечно, начальственный тон! Она и есть начальник! Не имеет значения, что она сейчас ждет с тобой грузового лифта. Ничего тебе не светит – в смысле попы и кружевных чулок, которые ты видел сегодня в прорехе порванной юбки! Остынь».

В квартире гулял сквозняк и висела пыль от стройки, грохотавшей под стеной дома. Он вообще-то старался окна пореже открывать, но, когда такая жара, в этом бетонном мешке свариться можно, вот и приходится выбирать: или пыль столбом, или температура экваториальная, Африка в новостройке.

– Ну, проходи, – сказал Береговой своей собаке. – Мы с тобой теперь здесь будем жить. Не дворец, но лучше, чем на улице.

Это было сказано специально для Митрофановой.

Она скинула туфли и, волоча упиравшегося лешего, прошла в комнату.

Она была здесь один-единственный раз, когда Мане Поливановой и Алексу Шан-Гирею зачем-то срочно понадобился Береговой, они поехали и ее с собой потащили, и с той поры здесь почти ничего не изменилось.

Пусто, голо, неуютно.

Добавились книжные полки, занимавшие всю стену, – толстые темные доски на алюминиевых стойках. Книг на них пока маловато, а те, что есть, Митрофанова специально посмотрела, в основном по математике и программированию. Еще Борис Акунин, очень много, и Маня Поливанова – одна книженция.

Береговой сразу куда-то делся – робость и непонимание уволокли его на кухню и заставили там грохотать посудой, изображая бурную деятельность.

Митрофанова вспомнила и отцепила лешего от поводка.

– Давай осматривайся! Иди, иди, не бойся.

Но он все равно боялся, конечно. Он не имел права никуда заходить и знал это совершенно точно. Из магазинов и кафешек, куда неудержимо тянул голод, его всегда прогоняли. Из подвалов тем более. Иногда можно было забиться в угол остановки, где не так сильно дул ветер, свернуться и полежать, согревая собой ледяной асфальт. Летом еще удавалось поспать в парке, в наспех сколоченных для каких-то праздников, да так и брошенных теремках, но из теремков дворники гоняли. Если попадешься, прибить могут совсем, до смерти. Можно было забежать в гаражи или на автомойку, оттуда меньше гоняли, может, потому что рабочие были такими же бездомными, как и он сам. В гаражах даже кидали еду – недоеденный бутерброд, или кусок засохшего сыра, или даже сосиску, жесткую, резиновую, упоительно пахнувшую сосиску!.. А на мойке он мог попить из шланга, ему давали. А это такое удовольствие для собаки – пить из шланга! Вода чистая, прохладная, и нет в ней никакого песка, и окурков, и липких бумажек, не то что в луже! Пьешь, пьешь, такая радость! И носу приятно. Нос чистый делается, не заскорузлый, дышится потом легко!.. По морде течет на лапы, щекотно, весело! Но это редко бывало. А так заходить нельзя. Сразу прогонят, хорошо, если не ударят.

– Вот смотри, – говорила псу Митрофанова, – это Володина квартира. И твоя теперь тоже. Он здесь живет. Видишь стол? Он за ним работает. Ты у него со стола ничего не бери, он сердиться будет. Видишь, какой у него стол?