Страницы Миллбурнского клуба, 1

Один и тот же серый костюм, кепка с пуговкой, ленивая походочка – никаких тростей, крахмальных воротничков. Единственная любимая вещица – серебряный мундштук с кавказской чернью... При этом ... было что-то гусарское в его цыганских глазах, да и в пристрастии к рискованным спорам «на пари». Деньги не задерживались в его руках, они просто испарялись из его потертого бумажника.

С теми, кто ему не нравился, Введенский мог держаться высокомерно, напуская на себя маску мэтра и знатока поэзии. Женщины его обожали.

Когда дошло дело до манифеста обэриутов, о нем уже было сказано: Введенский – «крайняя левая нашего объединения» (из декларации ОБЭРИУ).

Вот известнейший пример из «Начала Поэмы» 1926-го года:

верьте верьте

ватошной смерти

верьте папским парусам

дни и ночи

холод пастбищ

голос шашек

птичий срам

ходит в гости тьма коленей

летний штык тягучий ад

гром гляди каспийский пашет

хоры резвые

посмешищ

небо грозное кидает

взоры птичьи на Кронштадт.

Быстротечность жизни мучила Введенского с младых ногтей. Тема смерти, иногда в абсурдном, иногда в ерническом варианте, присутствует во многих его стихах:

...И пистолет я в рот вложил,

как бы вина бутылку,

через секунду ощутил

стук пули по затылку.

И разорвался мой затылок

на пять и шесть частей.

Он говорил:

...Я понял, чем отличаюсь от прошлых писателей, да и вообще людей. Те говорили: жизнь – мгновение в сравнении с вечностью. Я говорю: она вообще мгновение, даже в сравнении с мгновением.

Даниил Хармс

Даниил Иванович Хармс был годом моложе Введенского – родился в 1905 году, 30 декабря.

Хармс утверждал, что отец непременно хотел, чтобы сын родился в Новый год, так что зачатие было запланировано на 1-е Апреля. Однако все планы были нарушены тем, что он родился на четыре месяца раньше срока.

«В инкубаторе я просидел четыре месяца. Помню только, что инкубатор был стеклянный, прозрачный и с градусником. Я сидел внутри инкубатора на вате. Больше я ничего не помню. Через четыре месяца меня вынули из инкубатора. Это сделали как раз 1-го января 1906 года».

Более элегическое описание – в одном из поздних рассказов: «Я родился в камыше. Как мышь. Моя мать меня родила и положила в воду. И я поплыл. Какая-то рыба, с четырьмя усами на носу, кружилась около меня. Я заплакал. И рыба заплакала. Вдруг мы увидели, что плывет по воде каша. Мы съели эту кашу и начали смеяться. Нам было очень весело...» В это время Хармсу было уже очень невесело – шел 1935 год.

Настоящая фамилия Хармса – Ювачев. Отец его был из семьи дворцовых полотеров. Было бы это во времена первых Романовых, к революции он был бы уже князем. Однако времени не хватило, и он стал мичманом Императорского флота. Потом был арестован по делу «Народной воли», провел годы на каторге, стал миролюбцем. Отцу Хармса повезло больше с, так сказать, «литературным признанием», чем его сыну. Упоминание о встречах с ним можно найти у Чехова, Толстого, Волошина. В 1893 году Чехов сделал Ювачева прототипом революционера – героя своего «Рассказа неизвестного человека». К 1899 году он, бывший участник заговора с целью убийства Александра III, был полностью восстановлен в правах и вернулся в Петербург.

Ювачев-сын учился в привилегированной немецкой школе «Петершуле». В 1924 году поступил в Ленинградский электротехникум, но вскоре был вынужден его оставить из-за «слабой посещаемости» и «неактивности в общественных работах». Таким образом, ни высшего, ни среднего специального образования Даниил получить не смог.

В 1925 году Ювачев познакомился с поэтическим и философским кружком чинарей, куда входили Александр Введенский, Леонид Липавский, Яков Друскин и другие. Он быстро приобрел скандальную известность в кругах литераторов-авангардистов под своим, изобретенным еще в семнадцать лет, псевдонимом «Хармс». Псевдонимов у Ювачева было много, и он играючи менял их: Ххармс, Хаармсъ, Дандан, Чармс, Карл Иванович Шустерлинг и другие. Однако именно псевдоним «Хармс» с его амбивалентностью (от французского “

charme”

– шарм, обаяние, и от английского “harm” – вред) наиболее точно отражал сущность отношения Даниила и к жизни, и к творчеству.

Именно как Хармса Ювачева приняли во Всероссийский Союз поэтов в 1926-ом. К этому времени ему удалось напечатать два стихотворения – «Случай на железной дороге» и «Стих Петра Яшкина – коммуниста», которые он и представил.

Этот «Стих Петра Яшкина» – должен был бы уже тогда насторожить критику:

Мы бежали как сажени

на последнее сраженье

наши пики притупились

мы сидели у костра