Странная пара

– А почему, ты думаешь, некоторые люди, когда просят у судьбы, у Бога о чем-то, обязательно дают какой-либо обет? Обет пойти в монастырь, построить церковь, усыновить сироту… Да что угодно обещают, любое доброе дело… И это правильно. А вот если вдруг не знаешь о том, что надо платить, или если отказываешься от своего обета – тогда плохо дело… Но это если просишь у Бога. А вот к кому люди обращаются через меня, кому я служу – не знаю, – мрачно произнес Дмитрий, глядя Иванке в глаза.

Та вздрогнула, взяла его за руку.

– Все кончено, – шепотом сказала она. – Все ушли. Никого нет. Крюкову ты помог. Слышишь? Всё! Ты свободен теперь.

– Я тоже на это надеюсь.

Они некоторое время сидели молча.

– Я только одного боюсь – потерять тебя, – вдруг произнес Дмитрий.

– А никто меня и не берет, – улыбнулась она.

– Нет, я беру тебя. А взамен ты – меня! Вот тебе и равноценный обмен, – усмехнулся он.

Гагарин расплатился за кофе, они вышли на улицу.

– Дима… А что, теперь Волосов никогда не станет известным писателем? – с любопытством спросила Иванка.

– Если будет продолжать в том же духе, то станет, – возразил Гагарин. – Ему даже не надо к другим экстрасенсам обращаться. Ему, по большому счету, и литагент не нужен. Он сам пробьется на вершину успеха – потому что желает его столь страстно. Он просит его у судьбы всеми силами. И кто-то там, в Зазеркалье, рано или поздно услышит его просьбу… Он получит свое. И тогда ему придется расплачиваться.

Иванка с Дмитрием шли к машине. Чистый, белый снег мягко проминался под их ногами. Стемнело – зажглись фонари.

– А вот еще такое бывает… – не могла успокоиться Иванка. – Когда человек чего-то очень хочет, очень-очень… А у него ничего не получается.

– Значит, внутренне этот человек не готов расстаться с чем-либо, – признался Гагарин.

– А если Волосов просит у потусторонних сил успеха, а сам не готов ни с чем расстаться?

– В том-то и дело… Я, когда взял его за руку, почувствовал – он из тех, кто готов платить.

– То есть он готов заболеть или отдать жизнь своих близких? Нет, я в такое не верю… – возразила Иванка. – Какой нормальный человек может пожертвовать ради славы своим ребенком?!

– А иногда люди сами себе боятся признаться, что ради успеха готовы на все. Я это тебе уже как психолог говорю… – Дмитрий открыл дверцу машины, помог Иванке сесть в салон. – Скорее всего, Волосов будет платить одиночеством. Он уже один.

– Погоди… – продолжила Иванка, когда Дмитрий сел рядом, на водительское сиденье. – А если человек честно работает как вол и у него все получается? И он в конце концов становится богатым и знаменитым… Он что, тоже должен платить? – возмутилась она.

– Если как вол – тогда, значит, заслужил. Хотя платить все равно придется, – Дмитрий нажал на педаль газа. – Ведь сама знаешь, трудоголикам не до семьи…

* * *

…Они гнали на машине, точно сумасшедшие.

«Убью. Я его убью, точно, – с холодной ненавистью думал Крюков об Эмиле, опустив голову. – Он не человек. Он – зверь…»

– Владим Владимыч, сейчас куда? – перед поворотом чуть притормозил Славик. – Сворачивать?

– Да.

За окнами было совсем темно. Потом из-за туч выплыла луна, осветила засыпанные снегом поля. Полоска черного леса на горизонте.

Давно Владимир здесь не был. Одно лето, помнится, и Эмиль тут жил, с ним вместе, под присмотром крюковской родни. Вот откуда этот бес знал о домике в деревне!

…Детство – счастливая, безмятежная пора. Жили бедно, но зато как спокойно и радостно было просыпаться утром! Теперь говорят – тоталитаризм, стагнация, не было свободы слова… Фигня. Людям не нужна свобода, людям нужен покой. Пусть бедность, но зато телеящик не транслирует с монотонным садизмом эти ужасные новости, после которых руки начинают трястись, а сердце холодеет от гнева и страха.

В общем, дед с бабкой, к которым Крюков ездил каждое лето, особо бедными и не были. Как все деревенские жили. Нет, нет, это бедностью назвать нельзя, скорее скудость. Минимум вещей. Еда – самая простая.

В сущности, это правильный аскетизм. Вон, у Ритки сколько шмоток, а все вопит, что надеть нечего…

Лицо Крюкова, когда он подумал о дочери, невольно передернула судорога. «Ничего, доченька, сейчас приду. Сейчас помогу. Папка твой идет. Господи, и чего я как дурак на этой фабрике торчал сутками, надо было с доченькой со своей родной сидеть…»

– Владим Владимыч, с вами все в порядке? – испуганно спросил Славик.

Кажется, он застонал. Впрочем, не важно.

– Давай быстрей, Славик, не отвлекайся, – невнятно пробормотал Крюков.

Впереди, из синеватого зимнего сумрака, подсвеченные луной, выплыли покосившиеся дома – словно призраки. Осевшие, засыпанные снегом надгробия прошлой жизни… В этой деревне давно никто не жил.

– Славик, теперь не гони… Блин, и кто эту тонировку придумал… – Крюков с яростью ударил кулаком по стеклу. – Ни хрена не видно! Так, ребята, теперь смотрим. Славик, прямо двигай. Стоп! Вот здесь. Пошли… Фонари берите!