Едва ли прибытие немецких кораблей стало главной причиной вооруженного выступления Османской империи на стороне центральных держав, однако появление в Константинополе крейсеров В. Сушона, бесспорно, немало способствовало превращению прогерманских настроений Энвера сотоварищи в практические военно-политические шаги. «Покупка «Гебена» и «Бреслау» изменяет положение здесь не в нашу сторону. С военной точки зрения думаю, что она все же усиливает значительно боевую готовность Турции, с политической — она, несомненно, имеет самые серьезные последствия, так как она сильно подняла дух турок и может придать им смелость прибегнуть к самым решительным выступлениям», — констатировал М.Н. Гире 30 июля (12 августа){116}
. На следующий день шеф российского внешнеполитического ведомства С.Д. Сазонов обратил внимание французского посла в Петербурге М. Палеолога на непосредственные неприятные следствия прибытия германских крейсеров в Босфор: «Мы будем вынуждены расположить наши войска по побережью Черного моря и по границе Армении и Персии»{117}.3 (16) августа на «Гебене» и «Бреслау», переименованных в «Явуз Султан Селим» и «Мидилли» соответственно[21]
, были подняты османские флаги{118}. Как сообщил контр-адмиралу В. Сушону начальник императорского морского кабинета[22] адмирал Г. фон Мюллер, «император повелел, чтобы наши корабли оставались под турецкими флагами до тех пор, пока этого требуют политические намерения посла или пока не последует прямой приказ его величества»{119}. Заметим, что эта мера, вполне поддержанная рейхсканцлером М. фон Бетманом — Гольвегом, статс-секретарем имперского морского управления (морским министром) А. фон Тирпицем и начальником императорского морского кабинета Г. фон Мюллером, встретила оппозицию в лице начальника адмирал-штаба адмирала Г. фон Поля: последний полагал, что «возможные боевые действия под турецким флагом не соответствуют военным чувствам наших экипажей».Командир Средиземноморской дивизии, который в скором времени — 29 августа (11 сентября) — занял пост командующего оттоманским флотом (хотя и остался в непосредственном подчинении германскому императору), энергично взялся за повышение боеготовности турецких морских сил. В этом В. Сушона, как и адмирала Г. фон Узедома, назначенного 6 (19) августа главой германской морской миссии{120}
, вполне поддержал видный иттихадист Джемаль-паша, который недавно получил портфель морского министра и успел отчасти обновить командный состав и провести некоторые реформы центрального аппарата, например учредить морской генеральный штаб.На момент прихода «Гебена» и «Бреслау» в Константинополь в турецком флоте работала британская морская миссия во главе с вице-адмиралом А. Лимпусом (кстати, турецкий генмор был создан по его рекомендации). За деятельностью англичан с некоторым опасением наблюдали из Санкт-Петербурга — под адмиралтейским шпицем и у Певческого моста явно преувеличивали успехи британских инструкторов. В доверительном письме от 25 апреля (8 мая) 1914 г. С.Д. Сазонов поручил послу в Великобритании А.К. Бенкендорфу «самым дружеским образом» просить шефа форин-офис сэра Э. Грэя «оказать влияние» на А. Лимпуса, с тем чтобы последний не слишком усердствовал в приведении в порядок кораблей турецкого флота и повышении боевого мастерства оттоманских военных моряков{121}
. Немцы же оценили достижения своих британских коллег куда более скептически. Так, Р. Фирле, в августе 1914 г. принявший командование над 1-й полуфлотилией эскадренных миноносцев, впоследствии писал: «Снаружи все турецкие корабли и суда все еще выглядели весьма мощными и чистыми…, так как английская военно-морская миссия под командованием адмирала Лимпуса, учитывая любовь турок к постоянному нахождению в гавани, сосредоточила свою деятельность прежде всего на внешнем лоске орудий и торпед. Однако при этом они сомневались в том, что необходимо проводить какие-то учения с вооружением и учебные походы на кораблях»{122}.По наблюдению другого германского моряка, «англичане, надо отдать им справедливость, сделали все, что было в их силах, чтобы не дать возможности туркам выбиться из состояния полнейшего невежества по всем отраслям военно-морского дела!»{123}
. Не способствовало повышению боеготовности оттоманских морских сил и отсутствие на флоте сверхсрочнослужащих младших командиров (унтер-офицеров и кондукторов), в результате чего на турецких кораблях сложилось совершенно ненормальное соотношение численности командного состава и нижних чинов: на десять матросов приходилось восемь офицеров.