Странник

Пожалуйста оставь, мой друг!Клянусь, что ты мне надоела!Скажи, возможно ли мне вдругТебя ласкать и делать дело?Я занят, нежностям любвиТеперь не время!.. что за скука!..Отстань!.. ах, боже мой, не рви!..Ага, пищать?.. вперед наука!..Ай!.. что ты!.. Где найду слова?Читатель! мой язык немеет!

Сто сорок первая глава,Взгляни, взгляни, в камине тлеет!В огне погибли не мечты,Статья, прекрасная, как Пери![269]Читатель, чувствуешь ли тыВсю цену общей нам потери?

Да, потери, общей нам потери! Если бы было мне время и в сердце моем был Бахчисарайский фонтан, я бы на этом месте непременно построил бассейн и наполнил бы его слезами! но...

CLXIII

Здесь не в моде гулять пешком, да и невозможно гулять пешком от узких улиц, от неровности деревянной мостовой, от удушливой пыли, от грязи, от брызгов проезжающих экипажей... Зато здесь в моде гулять в бутках[270].

К вечеру букарестские красавицы в уборной перед приманчивым трюмо снимают с локонов металлические папильотки, омывают лицо девственным молоком; искусственный румянец загорается на ланитах, как стыдливость; брови чернеют; под ресницами является черта томности; талию сковывает корсет...

О, гесперидские плоды![271]

Хоть сталью твердой будьте сжаты,Но тщетны скромности труды,Взор хитрый видит все сквозь латы!Страшна была бы жизнь моя,Как nec plus ultra[272] наказанья,Когда, друзья, лишился б я...Когда б лишился... осязанья!

CLXIV

Далее что? — Далее... Красавицы накладывают на голову прозрачный ток; жемчужные нитки, как змеи, вьются в волосах;... на шею золотую цепь; к груди радужную бабочку; к поясу ключ; за пояс часы sotteuse[273]; на руку готическое ожерелье, эластические перчатки, лорнет; а платье... а его гарнировка... а рукава a l'ange qui vole![274] ......все так цветно, так новомодно, так придумано!

Madame la marchande de modes[275], как оживленная картинка из Journal de Dames[276], хлопочет около красавиц Юга, прикалывает, пришпиливает, стягивает, вливает в душу вкус, истинное образование тела и гармонию одежды...

Наконец туалет кончен. Арнаут входит. «Бутка гата!»[277] — говорит он, и вот маленькие ножки в атласных башмачках переносят легкую румынку в коляску венскую. Кучер в венгерской, испещренной шнурками одежде, в этеристской шапке вытянул вожжи, бич хлопнул, жеребцы встряхнула гривами, взвились, сбруя загремела, коляска заколебалась, пролетела ворота и плавно пустилась по улице в рядах других... Прелестная румынка довольна, счастлива.

Таким образом тянутся вдоль Букареста сотни экипажей, как движущиеся оранжереи. Звуки: Кали имера — сас![278] Хош — гэлдын! Сара — буна! Вечер добрый! Bon soir! Guten

Abend![279] Wie befinden Sie... Sie... Sie... Sie... Sich?[280] сливаются со стуком колес и продолжаются до утомления.

Это одно из видимых наслаждений прекрасного здешнего пола.

CLXV

Вечер давно уже настал, милые мои читатели! я пожелал бы вам сладкого сна; но воображение мое еще так живо, деятельно... занесло меня в гости к бояру валахскому.

Неужели, думаете вы, я буду описывать, как подъехал я к крыльцу, как поднялся на парадную лестницу, как в передней несколько арнаут подбежали ко мне и одному только удалось снять с меня шинель; как я немного приостановился при входе в залу, как вошел в нее, как обратил на себя внимание бомонда[281] букарестского, как облетели взоры мои по наружности присутствующих, как приковалось мое внимание..., как приличие отвлекло его... и как подошел я к хозяйке? — совсем нет! я просто скажу вам, что Монтескю[282] измерял деятельность людей по Реомюрову термометру[283], а Волней[284] наложил молчание на уста его. Необходимости, потребности человека есть причины движимости его скорой и медленной. И в состоянии общественности и в состоянии диком люди не деятельны, тяжелы, изнежены, если земля, которую они населяют, роскошна, богата всем, что необходимо для существования... Напротив, недостатки, скупость природы, бесплодность ее вынуждают человека к трудам, к деятельности, к изобретательности, к вечному движению.