Странник и Шалопай

Так вот, на этой лекции упоминалась страна, где пришельцы постоянно терпят поражение. В этой стране то язык поменяется, то правила игры, и всё это при одном и том же народе. И страну называли — Россия, и повторяли несколько раз, чтобы туда не лезли, и не потому, что русские такие сильные, а потому что они переимчивые.

Пришельцы для них тот самый «сытный куриный бульон», на котором они живут. И если евреи — это дрожжи, которые уничтожают или создают империи. Всё зависит от их количества, то русские — это…

Кадровик: «Вспомнил, код русских — «скрепа». Они скрепляют собой другие народы.

Аналитик: «Точно так. Плюс этой «скрепы» в том, что они непобедимы, они везде. Минус в том, что помимо ума пришельцев, они ещё копируют и глупость, и по своей, вот тут уже только им свойственной, эмоциональной подвижности и чувствительности сердца, и плюс, и минус доводят до полной своей противоположности.

Поэтому на Земле, хоть все и знают, что русские — это скрепа всех и вся, но все делают вид, что это не так. Уж больно быстры они, эти русские, на переимчивость.

В нашей канцелярии от этой их особенности страдает отдел стратегического планирования. Пока этот отдел свой замысел переносит на Землю и вкладывает в голову какому–нибудь немцу, французу или англичанину, русские уже всё додумают и воплотят, хорошо ещё, что только в одном экземпляре, на большем они начинают скучать.

На Земле у них, правда, другой код — «клиптомания», но это от глупости тамошних народов. Без русских они бы так за мамонтами и бегали. Просто Самого бы никто и не радовал, и не злил, он бы так и дремал.

Кадровик: «Вернёмся к Страннику, как говорят в России: «Цигель — Цигель, ай лю–лю»!

Аналитик: «Переимчивые».

Глава одиннадцатая

Картины жизни

«Вдоль дороги всё не так,

А в конце подавно…»

В. Высоцкий

Пели–пели песню: «Мы наш, мы новый мир построим, кто был никем, тот станет всем», и до — пелись.

Мир, наш «новый мир», который и построен — то был в России сравнительно недавно, теперь рушился на моих глазах. Рушился этот мир до тошноты быстро. В масштабах столетий кто–то выбрал именно нас и сделал счастливчиками, допущенными до зримого и ощутимого изменения мира, но в масштабе лет трудно было найти людей более несчастных, чем те, кого эти изменения коснулись.

Прежний мир был построен и для меня, стало быть, и я должен был укреплять его изо всех сил, и я укреплял, а он рушился. Почему? Чист ли я перед руинами?

Я осуждал чиновников — управленцев — посредников этого мира за то, что мало работали и много крали. Ругал интеллигентов, эту «чумовую прослойку» «несчастной» России. Ругал за то, что играя то с народом, то с властью, умные разбежались по всему миру, став диссидентами, а остальные предались пьянству и бездуховности, пропивая деньги, отнятые номенклатурой у пролетариев и крестьян, и в виде скудной подачки отданные им — «прослойке» для того, чтобы поднимать дух гегемона — рабочего класса.

«Дух» был поднят, но он быстро ослабел, спился и теперь «вымирал» вместе с миром, который создал. Была у него одна надежда дожить до светлого будущего, но поводырь заблудился или прилег отдохнуть, дав нам в очередной раз вволю позабавиться, покуражиться друг над другом до полного истощения и крайней усталости.

«Новый русский» пребывает сегодня в тоске и ожидании повторения круга экспроприации. Редкий честный интеллигент, вдруг опять став олицетворением зла, грустит в ожидании ссылок и погромов, ибо разве докажешь, что не ты виновник разрухи, что ты просто хотел, как лучше, а получилось, как всегда. Кто будет судить и сравнивать?

Гегемон запил еще больше, а «прослойка» так вообще одурела. Она теперь была пущена во власть. Сразу после лиц прежней партийной номенклатуры теперь шли младшие и даже старшие научные сотрудники, академики, профессора и воры в законе, которые по роду деятельности и участию в строительстве нового мира выровнялись по степени влияния на него и известности с самыми именитыми политиками и хозяйственниками.

Диссиденты примчались обратно в Россию для того, чтобы спасать её, но теперь уже от демократии, лишний раз доказав своим примером, что на класс, в марксистском понимании, они не тянут и не дают подняться до него своим разлагающимся в России братьям — интеллигентам. Увы, только «прослойка».

История «неизменно» повторяется, но где выводы? Без выводов в России жить нельзя, и уж совсем невозможно без «заключений». В думах и борьбе за «это» прошли многие годы жизни. По–прежнему эти думы дрейфуют по стране, как айсберг, и ищут очередной «Титаник», чтобы утопить его.

Можно ли жить в России без баррикад или на худой конец без прилавка? Вопрос почти неразрешимый. Оказался не по ту сторону баррикады, и ты уже жертва политических репрессий, но еще хуже оказаться не по ту сторону прилавка, тут действительно конец мирного существования и новая волна революционного творчества. Революционера воспитать просто, перестал человека кормить и начал ему рассказывать, кому он своим голодным существованием обязан.