Когда Джамаль открыл глаза, три девушки-лучницы вложили свое оружие в чехлы, а женщина со шрамом, натянув повод, отстала от молодых воительниц и поравнялась с ним. Бросив проницательный взгляд на погруженного в сладкие думы Скифа, она, вероятно, решила, что говорить с ним не стоит, и повернулась к князю.
— Твое имя я уже слышала, чужак. Мое — Рирда aп'Xeнан, из Башни Стерегущих Рубежи. Я — Сестра Меча и начальствую над двумя сотнями всадниц.
— Большая честь, что ты сама провожаешь нас в город, — сказал Джамаль, лихорадочно соображая, какие слова почтения нужно добавить. С юными девушками было проще: он мог назвать их черноокими, златовласыми, желанными и прекрасными, но эта суровая женщина красавицей не была. Разве что в прошлом, когда ее щеку не безобразил длинный рубец, протянувшийся от подбородка к правому уху. Ледяные серые глаза придавали ее лицу сосредоточенно-мрачное выражение.
Решив не испытывать больше на сей валькирии свои чары, Джамаль лишь склонил голову и сказал:
— Сийя и Тамма тоже называли клан ап'Хенан. Ты — их сестра, отважная Рирда?
— В пятом или шестом колене. Все женщины из Башни Стерегущих Рубежи носят это имя.
— И много ли их?
Рирда бросила на него подозрительный взгляд и отрезала:
— Достаточно, чтоб земля содрогнулась под копытами наших скакунов! Но еще не бывало так, чтобы все Стерегущие разом выезжали из города. Для охраны рубежа хватает трех турмов всадниц и Белых Родичей.
— Турмов? — Джамаль приподнял бровь.
— Две сотни всадниц — боевой турм, — пояснила Рирда. — И, клянусь Безмолвными, тысяча жалких хиссапов, прячущих лица под масками, не выдержит его удара!
— Нисколько в том не сомневаюсь, отважная. Я видел, как бьются девушки Сийи… Твои, наверно, не хуже! Рирда смягчилась.
— Не хуже, — подтвердила она, вытянув руку в бронзовом блестящем налокотнике. Запястья у нее были широкими, словно у мужчины, однако изящными; под золотистой кожей проступали крепкие жилы. — Скоро привал у большого озера… После него — еще два заката, и мы окажемся в городе. Там, чужак, ты сможешь поклониться Доне ок'Манур, хедайре, и мудрой Гайре, пророчице. Надеюсь, она не узрит в тебе плохого. Иначе мне придется поглядеть, какого цвета твоя печень!
— Я тоже надеюсь, — ответил Джамаль, дипломатично пропуская мимо ушей намек о печени. — И еще надеюсь, что ты, отважная, будешь нам заступницей.
Рубец на щеке Рирды дернулся, налился кровью; она мрачно усмехнулась.
— Похоже, у вас, у тебя и твоего родича, уже есть заступницы, Тамма и Сийя. Особенно Сийя! Но ее слово так же, как мое, не много значит, ибо суть людская скрыта от наших глаз. Гайра ар'Такаб — иное дело… Мы — пылинки, пляшущие в луче света по воле Безмолвных Богов; она — приникший к земле камень, неподвластный дуновению ветра. Мы, пылинки, глухи и слепы, хоть думаем о себе иначе; камень же, недвижный, словно земля, видит и слышит больше нас.
— Почему? — Джамаль, огладив бородку, посмотрел в холодные серые глаза.
Амазонка повела плечом.
— Лишь прорицающие волю богов воистину зрячи. Они увидят, кого мы нашли — трех пиргов или трех хиссапов. Они — разум и мысль, остальные — плоть. Руки, чтоб держать клинок, чрево, чтоб рождать детей… Но лишь Видящие Суть знают, зачем это нужно.
— И что разум говорит плоти? Что камень повелевает вам, пылинкам?
— Сражаться и охранять! Раньше, до того, как пришли ару-интаны, смысл жизни был в самой жизни. Теперь… — полузакрыв глаза, она вдруг запела:
Встаньте, воины в доспехах, Враг пришел на ваши земли, Враг незримый и коварный, Демон пропастей глубоких.
Встаньте, воины в доспехах, Защитите тело сталью, Душу — стенами заклятий, Что подвластны только мудрым.
Встаньте, воины в доспехах, Позабудьте о покое, Вам сраженье будет пиром, Вам наградой станет смерть.
При первых звуках песни Скиф очнулся, во все глаза уставившись на Рирду ап'Хенан. Когда же ее негромкий хрипловатый голос смолк, он спросил:
— А нас, меня и моего родича, князя Джаммалу, тоже можно защитить стенами заклятий? Так, чтобы ару-интаны не имели власти над нашими душами?
— Распадись и соединись! Ты многого хочешь, назвавший Сийю своей женщиной! Заклятие Защиты и Силы редко поют для чужаков… на моей памяти не пели никогда! Защита даруется тем, чьи сердца чисты, тем, кто готов сражаться и охранять и не ищет иной награды за свой труд, кроме смерти.
— Сражаться мы готовы, — сказал Джамаль, — но вот насчет смерти… Вах, отважная моя! Жизнь прекрасна, и лишь неразумный ищет смерти! Так что пусть она лучше будет наградой нашим врагам.