- О! - вздохнула девушка, оглядываясь и улыбаясь немного печально. - Мне уже не раз задавали это вопрос! Да, Рони мой двоюродный брат со стороны отца.
Оливия понимала, что пора возвращаться к Берни, умыть его и переодеть, но ее внезапно неодолимо потянуло к загонам. Туда, где оставались матки с жеребятами-сосунками. Странно, но ей неодолимо захотелось взглянуть на них. И, остановившись на миг, Оливия повернулась и пошла по тропинке, заросшей по обочинам широколиственным подорожником. В низинах и тенистых местах роса матово светилась жемчужным сиянием.
В дальнем загоне откуда-то появились новые лошади. Оливия свистнула, и они весело побежали по кругу, взбрыкивая и довольно фыркая.
- Откуда вы здесь, дикари?
Оливия остановилась и протянула ладонь. Первой подошла гнедая кобыла, она обнюхала ее пустую ладошку, разочарованно глянула в лицо и дохнула мягким теплом. Вороной жеребенок пугливо переминался в стороне, перебирал длинными стройными ножками в белых чулочках до колен, кивал лобастой головой с белой звездой между влажными и глубокими лиловыми глазами. Устремив в любопытстве длинную красивую шею в сторону Оливии, он втягивал незнакомые запахи широкими подвижными ноздрями.
- Эй! - тихо и нежно поманила Оливия жеребенка. Но он по-прежнему стоял в стороне, то внезапно взбрыкивая, то вновь неподвижно замирая, словно желая показать себя хозяйке со всех сторон. - Иди ко мне, кроха!
- Он тебе нравится, Оливия? - Рони Уолкотт остановился рядом и, облокотившись на свежие жерди, протянул жеребенку ломоть черствого хлеба.
- Очень. Видишь, какой он красивый? Просто прелесть!
- Да, совершенно необычная масть!
Жеребенок осторожно приближался - боком, боком. Потом рванулся вперед одним стремительным движением, выхватил хлеб из руки охотника. И так же стремительно умчался прочь.
- Похоже, его привела сама мать. Странно! - Оливия задумчиво смотрит вдаль на горы и густой сосновый лес, покрывающий их от подножья до самых макушек.
- Все понятно, - объясняет Рони. - В горах полно опасностей, а в душах мустангов еще жива привязанность к человеку. Человек не только пользуется силой лошадей, но и защищает от хищников, бескормицы и прочих превратностей природы.
- Оливия! - прокричал с высокого крыльца Фрэнк Смитт. - Оливия, иди домой! Берни зовет тебя. Иди скорее!
- Иду! Иду! - отозвалась Оливия и торопливо зашагала к дому. А потом и вовсе побежала по узкой тропинке, протоптанной в густой траве альпийского луга.
Берни Дуглас снова стоял перед подвесным мостом. И снова мост раскачивался над пропастью. Почти истлевшие веревки еле удерживали дощечки, привязанные к толстым прожилинам. Приходилось ступать очень осторожно, пробуя ногой каждую плашку, проверяя крепость каждого веревочного узла. Берни шагал скользящим индейским шагом, с опаской продвигая вперед ступню за ступней.
На другой стороне моста его ожидали Оливия с мальчиком на руках, Рони Уолкотт и высокий пожилой мужчина с седыми волосами на висках. Все они с напряженным вниманием следили за каждым шагом молодого человека, за каждым его еле заметным движением.
Мальчик на руках у Оливии весело смеется и шаловливо грозит Берни Дугласу крохотным пальчиком. У малыша ярко-синие глаза и светлые вьющиеся волосы. Берни не может отвести взгляда от прелестного очаровательного мальчугана и внезапно оступается…
На лицах наблюдающих за ним Рони, Оливии и незнакомого пожилого джентльмена отражается испуг. Они со страхом наблюдают, как его ноги проваливается в дыру, и Берни Дуглас повисает на руках над пропастью.
- Не смотри, не смотри вниз, Берни Дуглас! Берни, дорогой, не смотри вниз… - в тревоге предупреждает его Оливия.
Берни ложится грудью на дощатый настил, подтягивается, с огромным трудом вползает на мост и какое-то время лежит, отдыхая и набираясь сил.
Берни с надеждой и мольбой смотрит на Рони и Оливию:
- Помогите мне! Помогите! - пытается кричать он, собравшись с последними силами. - Оливия, малышка моя, прогони смерть. Ливи, кроха моя любимая, помоги мне… - но звуков голоса его не слышно. Оливия не слышит его. Не понимает, чего он хочет от нее!
Опять и опять он срывается вниз, повисает над черной бездной, засасывающей его в свои глубины небытия. Цепляется слабеющими пальцами за веревки, приникает грудью к дощечкам, источенным червями и истлевшим от времени… Главное - удержаться над бездной, не сорваться в мутный водоворот времени, куда заманивает и затягивает его смерть.
И он опять и опять пытается взывать, теряя последнюю надежду:
- Господь Милосердный, почему, почему ты давал мне силу и голос, когда я бранился на Оливию, но она совершенно не заслуживала моей брани? Господи, помоги мне снова обрести голос не для бранных слов и остервенелых проклятий, а для того, чтобы выговорить самые нежные, самые трогательные, самые желанные слова любви.