Читаем Странные происшествия в бездымный день полностью

«Много внимания — это хорошо,— с беспокойством подумал Гаи,— но когда тебя путают с какой-то мартышкой... весь город узнает... смеяться будут.., нужно это как-то прекратить...»

На двери одного домика-вагончика алела железная табличка: «ЗАПАСНОЙ ВЫХОД».

—Выход какой-нибудь всегда найдется,— затравленно пробормотал Гаи и вошел в дом-вагон.

Туник попал в похожий на купе маленький тамбур, из которого вели две двери. То, что обе двери были заперты, в первый момент обескуражило его, но тут он заметил, что английские замки дверей призывно поблескивают запорами-кругляшками.

«Интересно, почему же замки открываются отсюда, снаружи, а не изнутри?»—едва успел подумать Гаи, как рука уже сама открыла одну из дверей. Туник вошел в какое-то длинное помещение, похожее на коридор. Пахло конюшней. В соломенном кресле-качалке, спиной к Гаи, сидел человек.

—Большой привет!— сказал Гаи и услышал, как сзади щелкнул замок: дверь захлопнулась, видимо, от сквозняка.

«А замок-то открывается снаружи, с той стороны!»— с испугом вспомнил Гаи и вежливо спросил:

—Пардон, пардониссимо. Как отсюда выходят?

Человек в качалке обернулся, и Гаи увидел лицо большой обезьяны.

—Слава аллаху, что это не тигр!— пробормотал Гаи и, сложив губы трубочкой, засюсюкал:

—Ах ты, макакочка, ах ты, павианчик... утю-тю...

Обезьяна плотоядно зевнула, обнажив громадные желтые клыки.

«Пожалуй, я ее зря обозвал макакой,— подумал Гаи.— Может обидеться... Она, наверное, шимпанзе... или орангутанг... в общем человекообразное... старший предок...»

Шимпанзе по кличке Пусик, звезда передвижного зоопарка, был очень недоволен тем, что ему помешали отдыхать. Появление незнакомца рассердило его. Пусик слез с любимой качалки и направился к незваному гостю, чтобы посмотреть на него поближе.

Гаи испуганно попятился и случайно локтем включил на полную мощность болтающийся на шее транзистор. Воздух наполнили отчаянные звуки электрогитар. Пусик поскреб щеку, скривился — электрогитары вызывали у него зуд в коренных зубах. Если бы туник знал об этом, то сразу же переключился бы на другую волну. Но он был занят поисками спасительного выхода — какая-то небольшая дверца находилась точно против него. Правда, между нею и Гаи стоял Пусик. Гаи выжидал момент, который дал бы ему возможность прыгнуть в эту дверцу, всей тяжестью тела распахнуть ее или сломать.

Пусик боком подбежал к хиппи, сорвал у него с груди транзистор и шваркнул его о стенку. Стало тихо.

—Ты мне за это ответишь!— вдруг чувствуя прилив необъяснимой отваги, сказал Гаи.— Думаешь, если ты обезьяна, так тебе и хулиганить можно?!—- И он со всей силой стукнул шимпанзе по шее.

Шея была крепкая и мохнатая, как ствол пальмы. Но от неожиданного удара Пусик присел. И тут же очень деловито, почти без размаха, ударил Гаи в солнечное сплетение, а другой рукой сорвал с него рубаху.

Гаи хотел закричать, но у него от удара сперло дыхание, и он согнулся пополам, так, что его космы коснулись пола. Пусик попрыгал вокруг, потом так сноровисто лягнул туника, словно всю жизнь работал вышибалой в местном ресторане.

Пока Гаи взлетал, а затем планировал к противоположной стене, Пусик успел ухватить штанину джинсов и разорвать ее пополам.

Во время полета Гаи немного пришел в себя, а когда ударился о маленькую заветную дверцу и вышиб ее, то вздохнул облегченно. Он тотчас же захлопнул дверь перед носом Пусика, бурно торжествующего победу над человеком.

—Ну, горилла, ну^ орангутанг, ну, шимпанзе, сукин сын!— потирая ушибленные места, бормотал Гаи.— За транзистор, за рубаху, за фирменные штаны ты мне особо ответишь...

Туник огляделся. Загончик, куда он попал, со всех сторон был огорожен массивной решеткой, маленькая дверца обшита железом. Сбоку от нее виднелся узкий тоннельчик-клетка, ведущий в глубь вагона. Угол загончика занимала какая-то темная куча.

«Силос,— с облегчением подумал Гаи,— корм для парнокопытных. Наверное, перепрел — запах какой-то странный».

«Силос» вдруг зашевелился. Гаи на всякий случай шагнул к лазу в тоннельчик. Вверху над входом в лаз была привязана решетка, которая, видимо, в случае надобности, опускалась — изолировала тоннельчик от клетки. Гаи дрожащими пальцами начал развязывать веревку, которая удерживала решетку.

Тем временем «силос» встал на лапы и превратился в гималайского медведя. Медведь покрутил головой и смело шагнул к тунику. Решетка уже была отвязана, но у Гаи не оставалось места для маневра, чтобы встать на четвереньки и, пятясь, влезть в тоннельчик — до медведя было рукой подать.

Тогда Гаи, одной рукой придерживая решетку, ударил себя по голой груди и закричал так истошно, что многие из детишек, гуляющих по зверинцу, заплакали, а звери инстинктивно поджали хвосты.

Медведь испуганно кинулся в угол.

—Ага!— радостно закричал Гаи, проворно становясь на четвереньки и задом втискиваясь в тоннельчик.— Вот что значит самовыражение!

Он опустил решетку и попятился в неизвестное будущее.

Гаи не было страшно. Его все время подмывало петь и кричать. Он чувствовал, что океан ему сейчас по колено, и в своем превосходстве над любым животным не сомневался.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее