Странный генерал

Кулу взывал о помощи. Петр не зря предупреждал его — деревня, стоило бурам уйти из ее окрестностей, подверглась нападению карателей. Хорошо, что Кулу послушался совета и увел всех жителей в лес. Но теперь им стало плохо: нечего есть. Скоро будет совсем плохо: станет совсем нечего есть. Каратели сожгли не только хижины — они пожгли посевы. На полях осталась зола.

Петр велел накормить негра и, ничего не сказав больше, ушел в свою палатку. Потом он кликнул Каамо.

— Вот записка Антонису. Проводишь к нему этого парня и отдашь записку. Перегоните Кулу коров, отвезете муки. — Петр помолчал, скосил глаз на притихшего дружка. — А мне захватишь что-нибудь из своей библиотеки. Договорились?

Каамо поднял на Петра большие жгучие глаза:

— Ты хороший человек, Питер! — и выскочил из палатки — побежал обрадовать посланца Кулу.

Павлик, слышавший их разговор, сидел в задумчивости. Петр подсел к нему.

— Что, воин, голову опустил? Болит рана?

— Нет, с ней все в порядке. Понимаешь, я вот смотрю на тебя и думаю, как много буры проиграли оттого, что оттолкнули от себя негров. Ведь если бы вместе с ними — никогда бы не видеть англичанам победы.

— Не видеть бы. — Петр покивал. — Только поздно об этом толковать. И чувствую я: ох как еще солоно придется неграм! Совсем задавят их, если англичане одержат верх. А к тому идет… У вас-то, в армии Девета, что говорят об окончании войны? Как настроены люди?

— Что говорят? Невмоготу уже она.

В словах молодого Петерсона прозвучали умудренность и усталость. А ведь сказал это йонг, который не так уж давно чуть не удрал из дома на войну в Матабелеленд. Как же должна опостылеть война его старшим товарищам, которых ждут заброшенные поля? И как должны ненавидеть ее негры, которые ничего не защищают и защитить не могут, а страдают еще больше воюющих буров…

Странное положение было в обеих республиках. С одной стороны, вражеское командование объявило о присоединении их к Англии; однако и Трансвааль, и государство Оранжевой реки, по существу, оставались непокоренными. С другой стороны, президенты республик и военные предводители буров продолжали говорить о независимости; однако таковой не было уже и в помине: на большей части территории хозяйничали англичане. Их драконовская система блокгаузов оказалась-таки почти непробиваемой. Блокгаузы из камня и железа, расположенные на две тысячи ярдов[47] один от другого, выстраивались в линии, пересекая республики в различных направлениях. Всегда ощеренные огнем, они помогали англичанам удерживать главнейшие коммуникации.

Теперь уже не было речи об изгнании колонизаторов, всякий понимал, что это стало безнадежным. Речь шла о том, чтобы создать им наиболее неприятные, тревожные условия и вынудить вести мирные переговоры. Об этом не толковали вслух, но это было так: речь шла о том, чтобы не дать англичанам пользоваться благами Южной Африки одним, а делать это вместе с ними.

Война еще длилась, но она затухала. И теперь уже не важно было, протянется она месяц или полгода, — ее конец и характер конца были предрешены.

Петр приятельски похлопал молодого Петерсона по колену:

— Ты, смотри, держись. Тебе еще в России надо побывать.

— А тебе?

— А я, считай, уже там. Что мне, брат, у вас тут делать? Кончится война — куда я? В штейгеры наниматься генералу вроде неудобно, свой рудник заводить не на что, да и не выйдет из меня шахтовладелец. Поеду в Россию лаптями торговать. Что такое лапти, ты хоть знаешь?

Пауль не ответил. Взглянув в лицо Петра, сказал:

— Тебе очень грустно, Питер, да?

Петр сменил тон. Действительно, чего уж тут прикидываться!

— Не шибко весело, но и не так чтобы грустно. Как-то тупо. А что в Россию я собрался — это твердо. Здесь меня удерживал только долг перед этим вот воинством. — Он кивнул на палатки. — А ныне пора подумать и о возвращении домой. Тем паче — скажу тебе по секрету — опыт вооруженного народа многому меня научил и может пригодиться.

Пауль недоверчиво усмехнулся:

— Что, на Россию ожидается нашествие чужеземцев?

— У русского народа и без нашествия чужеземцев есть с кем воевать, — непонятно сказал Петр, но в объяснения вдаваться не стал.

К новым грозам

1

Чего угодно мог ожидать Петр, только не этой встречи!

С молодым Петерсоном он приехал в лагерь Бота под Эрмело, на озера Крисси, уже к ночи и не думал, что аудиенция в столь поздний час состоится, но адъютант сказал:

— Что вы, генерал, главнокомандующий так давно не видел вас! У него сейчас один… одно лицо, но я все же доложу.

Адъютанту понадобилось на это не более полминуты:

— Проходите, генерал, они закончили свой разговор.

Улыбаясь, навстречу ему шагнул с протянутой рукой Луис Бота. Петр вначале не заметил в полутемной, освещенной керосиновым светильником комнате третьего человека. Но вот этот третий шевельнулся — Петр чуть скосил глаза, и тренированная рука сама дернулась к кобуре. Впрочем, тут же он ее остановил.

Надо отдать должное выдержке Якоба Мора — он не дрогнул. Только сильнее обычного подался вперед его тяжелый подбородок и зло сощурились светлые льдистые глаза.