Странный генерал

— Этого еще не хватало, — буркнул Петр и тут же, сделав лицо приветливо-вежливым, объяснил со всеми, на какие был способен, подробностями: — Бур. Трансвааль. Претория. — И показал пальцами: идем, шагаем туда.

— Бур, — сказал сержант (у него прозвучало: буэр) и потыкал себя в грудь.

— Претория? — обрадовался Петр и повел рукой на город.

Сержант покачал головой:

— Блюмфонтейн. — И теперь ткнул в грудь Петра: — Еуропа?

— Чего?.. Нет, Россия. Русские мы. Россия. Слыхал?

— Русслянд? — удивился сержант.

Он тут же принялся обсуждать с товарищем услышанное, с интересом разглядывая русских парней. Потом, легонько тронув Петра за плечо, повелительно кивнул головой: «Пошли», и на всякий случай положил руку на револьверную кобуру.

— Вот тебе, брат, и морковка! — сказал Петр другу и двинулся за сержантом…

Полицейский лейтенант, толстенький, бородатый и вежливый, выслушав подчиненных, сразу же отослал куда-то одного из них и минут десять бился, пытаясь найти подходящий для общения с задержанными язык. Он спрашивал то на голландском, то на английском, то на немецком. Все было безрезультатно. Парни знали несколько французских слов и выражений, но их не понимал лейтенант. Наконец, выбившись из сил, он махнул рукой и кивнул на скамейку. Потом сказал что-то полицейскому, и тот принес кофе в двух больших глиняных кружках.

— Это дело! — расплылся в улыбке Дмитрии. — Спасибо. Мерси. — И полез в котомку: там лежали дорожные маисовые лепешки. — Он нас не за господ каких принял?

— Только за господ нас и примешь! — усмехнулся Петр. Отхлебывая кофе, сказал: — Разрази меня гром, если за месяц язык не выучу. Впроголодь буду жить, а сначала — язык.

— Оно, конечно, без языка-то плохо, — согласился Дмитрий и прихмурился.

А хмурился он зря. Через несколько минут в комнату ворвался, сильно припадая на одну ногу, какой-то бур и чуть не с порога закричал на чистейшем русском языке:

— Где они, эти люди? Покажите!.. Русские? — Он остановился перед ними, широко раскинув руки.

— Русские, — осторожно подтвердил Петр.

— Боже ты мой! — вдруг стихнувшим голосом сказал бур. — Русские… — и бросился на грудь Петру.

Он сразу же потащил их домой. Это рядом, совсем близко. Теперь и для них его дом станет родным. Да, да! Жена будет рада. У него хорошая жена. Она из буров, но он русский. Он гражданин бурской республики, и зовут его здесь Йоганн Петерсон, но он русский. Петров Иван Степанович, тульский мещанин. Как хорошо, что лейтенант Кнорре сразу же догадался послать за ним! Он сидел у себя в мастерской, когда пришел этот Ланге, полицейский, и сказал, будто они задержали двоих русских. Сначала просто не поверилось. Такая радость!

Петерсон-Петров говорил взахлеб, перескакивая с одного на другое, и при этом оживленно жестикулировал, поминутно похлопывал Петра и Дмитрия, на ходу обнимал их, заглядывал в глаза и улыбался, улыбался.

— Откуда вы, из каких мест? Добрались как? Что заставило? Как у нас там, в России?.. Впрочем, что это я — сыплю вопросы, будто сразу можно на все ответить! Не обращайте внимания. Все это потом. Еще наговоримся. День и ночь будем разговаривать…

Они подошли к небольшому двухэтажному дому с балконом. Он стоял в саду. Калитка и забор были увиты виноградом.

— Эмма! — громко позвал Петерсон. — Павлик, Ваня!

Из дома выскочили два светлоголовых рыжеватых крепыша лет двенадцати, остановились, глазея на отца и двух оборванцев с ним. На крыльцо вышла моложавая пышнотелая женщина, сразу было видно: мать этих мальчуганов. Она улыбалась приветливо, но взгляд был насторожен.

— Эмма, принимай дорогих гостей! Земляки мои, русские! — крикнул Петерсон.

Хозяйка совсем по-бабьи всплеснула руками, улыбнулась шире, и Петр сообразил, что, выходит, и она понимает русскую речь.

Через минуту чинный бюргерский дом наполнился шумом и движением. Захлопотала на кухне служанка-мулатка. Старый негр-слуга, крещеный, как и хозяин, Йоганном, забегал с ведрами воды — гостям нужно было помыться. Хозяйка металась между кухней и сундуками с добром — надо было подобрать что-то из одежды и обуви. Больше всех суетились мальчуганы, а сильнее всех шумел хозяин. Он весело покрикивал то на голландском, то на русском и не переставал восхищаться:

— Россией-матушкой пахнуло!.. Эмма, Эмма, ты только послушай, как Дмитрий говорит: «Антиресно». По-нашенски, по-расейски!..

Кормили их по-царски, на вино не скупились, и парни, захмелевшие, разморенные, сытые, обалдевшие от нежданной встречи, лишь улыбались да растерянно поглядывали то на хозяев, то друг на друга.

2