Странный рыцарь Священной книги

Хотя Антон Дончев пишет об отдаленных временах — он писатель с современной чувствительностью. В его романе — немало интересных и оригинальных открытий. Так, например, он структурирован по дням (возможно, следуя в этом за текстом Библии): день первый, день второй, и т. д., вплоть до дня пятнадцатого. При этом его эпическое высказывание обладает исключительным драматизмом и драматургической согласованностью, а также редкой и сильной в своей многозначности поэтикой. Его философская и эстетическая рефлексия погружена в поразительную лирическую, волнующую атмосферу. А кроме того, в романе есть постмодернистский прием, при помощи которого писатель неожиданно «вселяется» в ядро повествования главного героя, «странного рыцаря» Анри де Вентадорна, так что в течение его рассказа встраивается и параллельно развивается процесс написания романа автором, что создает особый художественный эффект.

И, наконец, неизбежный вопрос: что является основным эстетическим посылом романа Антона Дончева? Каковы основные эстетические идеи, которые представляет и оставляет эта книга о Книге, о ее великой и неуничтожимой духовной силе?

Настоящая Книга — как искусство и как свобода — вытаскивает человека из грязи, в которой он застрял; она смывает с него всякую нечистоту, и ваяет из него прекрасную статую.

Но существует и проклятие тайной книги. Все то время, пока она «следовала своим долгим путем, люди не переставали убивать друг друга». Поэтому, когда она приближалась к нам, в Темных горах занимался или рассвет, или пожар. Она разжигала этот огонь в людях, тот бунт, который вел их в огонь. (Из огня в огонь попадешь!) И когда, наконец, Священная книга завершила свой путь к стране альбигойцев в Лангедоке, чайки улетели, свет погас, небо стало пустым. Такова судьба человека: сегодня он разрывает оковы, в которые его заковали вчера, а завтра он полюбит их, потому что сколько бы ни сжигали книги, свитки и рукописи, после того, как они сгорят на самом большом костре, они превращаются в свет. Мы смотрим на пламя костра сверху и знаем, что книга не видит нас, известно, что вместе с ней на этих кострах (из книг, пергаментов, кож, папирусов, деревянных досок) горела мудрость Египта и Эллады, Персии, Индии и Китая, Рима и Константинополя. На этих до сих пор еще дымящих белым и черным дымом пепелищах мы уяснили себе, что «мудрость плохо пахнет».

Горящие книги, конечно, не могут осветить всю страшную ночь над землей, но мы знаем, что даже одна свеча освещает, пусть всего на пядь. Это-то и есть книга, это и есть искусство: вечный свет! Это те искры, от которых зажигаются костры, а всегда так было и всегда так будет: на кострах сжигают только тех людей, которые несут свет.

Георги Старделов (Македония)

Перевод Ольги Панькиной

Антон Дончев

СТРАННЫЙ РЫЦАРЬ СВЯЩЕННОЙ КНИГИ

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

1

Звали меня Анри де Вентадорн, но я взял себе имя другого человека, умершего.

Могу с уверенностью сказать, что имя Вентадорн известно любому встречному, однако, как это ни странно, славой своей оно обязано двум людям, в сущности не принадлежавшим к нашему роду. Один из них — Бернар де Вентадорн, что сложил некогда песню:

Если сердцем не поешь ты,Не заслуживаешь хлеба,

был сыном пекаря в нашем славном замке. Он пел перед Элеонорой Аквитанской после того, как та развелась с Людовиком Седьмым и стала супругой короля Англии Генриха Второго. Элеонора отправила Бернара в Шампань, к дочери своей от первого брака Мариелле. Призрак этого певца — верней, тень его имени, — преследовал меня, пока я звался Анри де Вентадорном, ибо каждый ждал от меня песни. Меж тем на мне лежит проклятье: мои песни отпугивают даже ворон.

Второй Вентадорн — точнее вторая — прославленная певица из рода Тюреннов — вышла замуж за моего брата Эбла. Звали ее Мария. Чем больше она пела, тем громче воспевали ее. Именно Марии принадлежат знаменательные слова: «Не оттого заслуживаю я славы, что знатна, а оттого, что я женщина, умеющая дарить любовь…» Каждому.

Из-за нее, едва достигнув шестнадцати лет, покинул я родовой замок.

2

Двадцать лет спустя судьба привела меня в Рим. Близился год 1216-й от Рождества Спасителя нашего. Уже прошел Четвертый Латеранский собор во главе с папой Иннокентием III, при участии двух патриархов — завоеванных Римом Иерусалима и Константинополя, семидесяти одного митрополита, четырехсот двенадцати епископов, девятисот аббатов и бессчетных посланцев князей церкви и светских коронованных особ. Многие прислали своих людей представлять их в Соборе оттого, что сами не могли — или не посмели — прибыть. Тайно прибыли в Рим так называемые (или сами себя так называвшие) предводители альбигойцев — граф Раймунд Шестой Тулузский с сыном, также Раймундом. Надеялись они испросить папскую милость.