Странный рыцарь Священной книги

— Если бы барон не пришел в себя, ты стала бы владетельницей замка Отервиль. А всего-то: свинцовый гроб, который нельзя открывать — какие только болезни ни приходят с этого страшного Востока — а в нем мертвый барон. Пока ты, его жена, не докажешь, что барон мертв, ты не вправе обладать и распоряжаться замком его и землями. Можешь владеть ими, но сама будешь подвластна совету рода Д’Отервилей.

Она смотрела на меня, и выражение глаз ее вдруг стало по-мужски жестким. Она сказала:

— Барон Анри, ты долго жил среди убийц. Я хочу, чтобы муж мой был жив. И чтобы ты заставил его остаться со мной.

Я отошел к бойнице и выпустил голубя. Не следовало кроткой птахе слышать те слова, что намеревался я произнести. Я сказал Ладе:

— Влад пришел в себя.

Вернулся к баронессе и сказал:

— Твой муж останется с тобой, если позволишь мне уйти отсюда с Книгой. Человека — за Книгу.

Она закрыла глаза. Лицо ее вмиг постарело. Потом глаза открылись и она спросила:

— А властен ли ты сделать это?

И я сказал — не видя причины быть с ней искренним:

— Книга властна.

И, немного подумав, добавил:

— Когда муж твой поправится, отведи его к реке, к глубокому омуту. Заставь раздеться и оставить платье барона на берегу. Пусть подумают, что он стал купаться и утонул. Можешь найти и какой-нибудь неузнаваемый труп утопленника… А Влада отпустишь обратно — в земли болгарские.

Она сказала:

— Я подумаю.

Железный ставень опустился. Рядом со мной стояла Лада. Она спросила:

— Чего хочет эта женщина?

Впервые заговорила, с тех пор как нас заточили в башню.

2

Влад лежал на спине, грудь его была перевязана. Супружеское ложе баронов Д’Отервилей было очень широким. Над головой Влада покачивался шелковый балдахин, державшийся на четырех позолоченных колоннах.

Я стоял по одну сторону ложа, Лада по другую — как дьявол и ангел, пришедшие бороться за душу Влада. Рваные и грязные наши одежды не слишком соответствовали величественности спальни. Баронесса стояла в ногах у Влада. Женственная, трепетная, бледная, в длинном до земли одеянии и с высокой прической. Я заметил в черных ее волосах серебряные нити. Влад показался мне исхудавшим, но весьма воодушевленным. Он сказал:

— Итак, ты продаешь меня?

Слова эти не задели меня, я даже не вздрогнул. Я уже решил все заранее. И сказал ему:

— Книга должна продолжить свой путь.

Влад спросил:

— Без меня?

Я ответил:

— Без тебя. Без меня, без Лады. Книга — это всё.

Влад сказал:

— И я должен обещать, что останусь в замке?

Я сказал ему:

— Если не останешься ты, останемся все мы. И Книга. В любой час здесь может появиться Симон Католик.

Влад молчал. Он смотрел на меня. Смотрел на Ладу. Ни разу не взглянул на баронессу. И вдруг заговорил и сказал так:

— Ты оставишь Ладу со мной. Я отправлю ее в Болгарию — ведь я барон, не так ли? Иначе в другой раз ты продашь и ее.

Я сказал:

— Пусть решит сама Лада.

Лада наклонилась и поцеловала его в лоб. И сказала ему:

— Прощай, Владе!

Влад сказал:

— Прощай, Ладо! Бог с тобой, Бояне. Не могу я ненавидеть тебя, как не мог и полюбить. Ты не человек.

Мы вышли. Лада тихо спросила:

— Зачем, зачем?

Потом добавила:

— Что за страшное Слово ношу я в себе? Оно ведь исполнено любви и доброты… Зачем же оно разлучает людей?

Я молчал. Что я мог сказать?

3

И вновь держал я в ладонях своих свиток Священной книги. Он казался невесомым, странным и чужим без железной своей брони. Баронесса завернула его в кусок мягкой оленьей шкуры. Я развернул и посмотрел на диковинные, необычной формы, письмена. Неужто кто-нибудь умел прочитать их? Не сохранялось ли сокровенное Слово лишь в памяти живых людей — таких, как Лада? Баронесса куталась в длинные свои одежды и все же дрожала от холода. Мне показалось, что она обрадовалась, отдав мне Книгу — она освобождалась от нее. Лада стояла рядом со мной — она даже не взглянула на свиток. Баронесса сказала:

— Я посмотрела, но ничего не поняла. Правда ли, что с ее помощью можно призвать дьявола?

Я покачал головой: нет, неправда. И в тот же миг подумал — а не призывает ли и впрямь эта Книга слуг зла? Не приманивает ли их, как огонь — хищников? И не могут ли они причинить ей зло — как мошкара, слетаясь к зажженной свече, способна загасить ее пламя? А приблизившись вплотную к ней — сгорает. Была ли Священная книга нетленной?

Я посмотрел на баронессу. Не знал, в какие слова облечь свою просьбу. Сказать ли «Молю тебя» или… Не помню, когда в последний раз молил я кого-нибудь — кроме Бога. И я сказал:

— Пригласи Доминиканца в замок. Мы должны уйти незамеченными.

Она задумалась. Потом сказала:

— Помнишь, что сказала я монаху? Что когда человек умирает, с ним умирают и его устремления.

Да, я помнил кувшин, что упал и разбился, забрызгав нам ноги красным вином. Лады при этом не было. Теперь она вдруг проговорила:

— Не убивай его. Пусти слух, что он чумной. Пусть разбегутся люди его. Пусть останется один-одинешенек. Может, тогда задумается о содеянном им зле.

Баронесса едва заметно приподняла брови и с удивлением оглядела Ладу.

4