Странствие Кукши. За тридевять морей

Услышав имя «Хельги», Кукша, конечно, сразу вспоминает упрямого, назойливого мальчишку, по ухваткам схожего со старшим братом. Облик его сильно изменился с той поры, но если приглядеться, в нем можно угадать черты его старшего брата Харальда.

– Как поживает конунг Харальд? – вежливо осведомляется Кукша.

– Конунг Харальд? – переспрашивает Олег, сумрачно улыбаясь. – О нем многое можно порассказать. Только это когда-нибудь потом… А сейчас расскажу самое, по моему разумению, существенное. Однажды он послал своих людей за девушкой по имени Гюда, дочерью одного конунга. Харальд хотел сделать ее своей наложницей, поскольку она была очень красива и горда. Гюда ответила, что не желает терять невинность ради конунга, у которого такие жалкие владения. Когда гонцы, не солоно хлебавши, собрались в обратный путь, она велела передать Харальду, что согласится стать его женой не раньше, чем он ради нее подчинит себе всю Норвегию и будет править ею так же единовластно, как конунг Горм – Данией, а конунг Эйрик – Швецией. Гонцы передали Харальду ее слова, добавив, что Гюду следует наказать за дерзость – послать большое войско и привезти ее с позором. Но Харальд ответил, что Гюда не сказала ничего плохого – бабка Аса пророчила ему то же самое. «Удивляюсь, – сказал Харальд, – как это ее пророчество выпало у меня из памяти! Я должен быть только благодарен Гюде, что она напомнила мне о нем. Даю обет и призываю в свидетели всех богов, что не буду ни стричь, ни расчесывать волос, пока не завладею всей Норвегией!» Этим он теперь и занят, его уже прозвали Харальдом Косматым. А знатные люди, которые не хотят оказаться под ним, со всеми своими чадами и домочадцами, со всем своим имуществом один за другим бегут за море в Исландию…

У Кукши было время привыкнуть, что конунги и конунговы сыновья ничего не делают просто так, вот и Олег сейчас подсел к ним, верно, не ради того, чтобы поведать о поучительном сватовстве брата и о том, что это событие повлекло за собой бегство из Норвегии знатных людей.

Отхлебывая из рога, Олег настойчиво расспрашивает и Кукшу и других Рюриковых гостей о Киеве, особенно любопытно ему, как относятся кияне к своим князьям, много ли у Хаскульда и Тюра преданных друзей, много ли врагов, и не ходит ли про них по Киеву каких-нибудь дурных слухов. Кукше кажется, что на праздничном пиру такой разговор не совсем уместен и что завел его Олег неспроста.

Выспросив, как видно, все, что нужно, Олег встает, чтобы вернуться к князю Рюрику и княгине Ефанде, и обращается к Кукше:

– Я наслышан о тебе как о достойном муже. Предлагаю тебе вступить в мою дружину. Буду рад, если ты примешь мое предложение.

– Благодарю тебя за предложенную честь, – отвечает Кукша, – но мне надо плыть дальше: я должен увидеть свою мать.

– Как знаешь, – говорит Олег, – но помни, что предложение остается в силе. Так или иначе, зимовать, если захочешь, можешь остаться здесь.

И возвращается к князю Рюрику и княгине Ефанде.

У Кукши так и не хватило решимости расспросить Олега о его сестрах и об их именах.

Князь Рюрик предлагает выпить за Хаскульда и Тюра, доблестных мужей, своих бывших дружинников, которые ныне владеют славным Киевом.

Все поднимают рога, как вдруг раздается голос Олега:

– Я не стану пить за этих наглых самозванцев! Ишь, багряницу пожаловали, как будто с царского плеча! А сами даже не княжеского рода! Тюр – тот и вовсе сын рабыни! Да еще навязывают людям какую-то греческую веру! Помяните мое слово, не усидят они на Киевском столе!

На лугу воцаряется тишина. Кукша видит, как встрепенулась при этих словах Вада, с этого мгновенья ее внимание поглощено Олегом, ясно, что она уже всей душой переметнулась к нему. В сердце Кукши шевелится ревность, чувство не очень ему привычное…

Князь Рюрик на миг теряется, но тут же спохватывается и жестко говорит:

– Не хочешь пить за них – твое дело! А мы выпьем – Хаскульд и Тюр заслуживают этого!

Пиво и мед льются рекой и, кажется, смывают неприятный осадок, оставленный этим разговором. Но в сердце Кукши затаилась коварной змеей ревность, не утопить ее, проклятую, ни в пиве, ни в меду…

Снова звучит голос князя Рюрика:

– Есть ли среди моих гостей неревский муж именем Шульга? Если есть, я прошу его подняться!

Растерянный Шульга встает.

– Вот ты каков! – говорит князь Рюрик, разглядывая Шульгу. – Мудрая мать этого юного мужа надоумила меня дать вам всем мир. Я хочу поднять этот рог за неревлянина Шульгу, который, надеюсь, унаследовал мудрость своей матери, как он унаследовал мужество своего отца…

Пламя пира то разгорается, то затухает…

Молодые участники пира поднимаются со своих шкур и начинают плясать. Кукша помнит эту варяжскую пляску, она называется спрингар, что по-словеньски значит «прыжки». Спрингар пляшут в первый месяц осени, который у словен называется вресень[200], в день, когда ночь равняется дню. Пляшут четами, – он день, она ночь, – по кругу против движения солнца, чтобы помешать уменьшению дня и удлинению ночи.