Странствие за Фарадоунами

Поначалу казалось странным, что, хотя на улице уже стемнело, в зале по-прежнему было много света. Однако Наб, осматривая стены, обнаружил небольшие пятна ярко-оранжевого лишайника, которые испускали теплое свечение, и это оно вместе со светом, идущим от множества растущих из мха маленьких грибков, позволяло видеть как в летние сумерки. Прогуливаясь вокруг зала, звери натыкались на удивительные сценки, вырезанные по дереву; некоторые из них изображали мифические события, давно знакомые им по рассказам старого Бруина, а другие относились к легендам и историям, о которых они никогда не слыхивали. Когда глаза привыкли к свету, они увидели, что даже лестницы и сиденья были отделаны красочными замысловатыми узорами, по словам Уорригала — древними рунами. В стенах было множество врезанных вровень со стенами дверей, и за время ожидания из дверей пару раз появлялись эльфы, приветствовали гостей и выходили сквозь входную арку в ночь. За то время, что двери оставались открытыми, странники успевали рассмотреть ведущие наверх ступени, впрочем, мельче ступеней главной лестницы.

Они разглядывали одну особенно крупную резную фигуру, а Уорригал пытался объяснить, чтó она обозначает, когда их позвал Риив; они обернулись и увидели, что он стоит посреди лестницы.

— Ваша комната уже готова, — сказал он, и животные, которые не ели с тех пор, как покинули Серебряный Лес, охотно пересекли зал и начали взбираться по лестнице. В последний раз они встречались со ступеньками в жилище уркку, куда увели Наба, и от мелькнувшего воспоминания их передернуло от страха и отвращения. Эта лестница была иной; темное дерево сгладилось, а ступени мастера скруглили по краям и придали такую форму, что всходить по ним было одно удовольствие. Поднявшись выше, звери глянули на зал внизу и увидели оранжевые отсветы, мерцающие на полированном дереве резных фигурок. И вот они неожиданно оказались в начале извилистого коридора с дверьми по обеим сторонам; Риив увлек их с лестницы, продолжавшей виться по стенам вверх, зашагал по коридору, несколько раз свернул за угол, и, подойдя наконец к одной из дверей, открыл ее и пригласил гостей войти.

— Здесь вы сегодня заночуете, — сказал он. — Думаю, вы найдете все, что вам нужно. Еда на полу в углу; но если что-то понадобится, просто подергайте за ветку вереска, что свисает с потолка. Я позову вас утром, когда Лорд-эльф примет вас. — Он сделал паузу и улыбнулся. — Спокойной ночи! И пусть ваши сны полнятся серебристым светом.

Комнатка была маленькой, но невероятно уютной. Вдоль одной стены для ночлега Броку с Набом положили груду свежего лабазника, а Уорригалу в качестве насеста приготовили крепкую ветвь. Ее поставили на темном деревянном полу рядом с небольшим круглым отверстием в наружной стене, сквозь которое сияющая луна посылала луч света, заливавший маленькую комнату серебром. Животные подошли к окну и посмотрели на поляну. Уорригал, конечно, привык смотреть на окружающее с большой высоты, но для Наба и Брока было чуднó наблюдать пейзаж сверху. Казалось, луна сияла из пруда — так ярко она отражалась в неподвижной черной воде; деревья сверкали ветками, тронутыми морозным блеском. Путники долго стояли, глядя на картину под ними, пока ее вид не запечатлелся в памяти так прочно, что позже, когда бы им ни захотелось, они могли припомнить ее до последней мельчайшей детали и неизменно с чувством спокойствия и безмятежности.

В конце концов желудки напомнили им, что они проголодались, и звери неохотно отвернулись и направились в угол, в котором, по словам Риива, должно найтись кое-что съестное. Там они обнаружили множество кушаний и напитков в резных деревянных мисках и чашах. Яства поражали своим разнообразием. В тарелках можно было найти всю вполне обычную и привычную им еду, но не только зимнюю, а пришедшую изо всех времен года, и Наб дивился ее тонкому вкусу и тому странному обстоятельству, что она казалась на вкус намного лучше, чем дома. Попадались блюда, в которых лежали кушанья хотя и знакомые, но теплые, как будто их нагрели на солнце. Горячие кусочки дождевиков и белых грибов таяли во рту, их даже не приходилось жевать, и на вкус они сильно отличались от холодных грибов. А еще тут была еда, никогда ранее им не встречавшаяся, и они долго и осторожно изучали эти новые ароматы и ощущения, делясь друг с другом своим мнением о содержимом той или иной миски, и в ответ получая совет попробовать из миски, которую только что обследовал другой.