Странствия Афанасия Никитина

Несомненно, что на Руси было много смелых путешественников, но наши землепроходцы почти не писали о своих странствованиях. Разве мало интересного мог бы рассказать о своем путешествии в Шемаху Василий Папин, тем более что Никитин почти ничего не сказал о Ширванском царстве? Немало могли сообщить и другие современники Афанасия Никитина: Марко Руффо, приехавший к Узун-Хасану через Закавказье, Армению, иранский Азербайджан, страшные тогда придонские степи; Беклемишев, несколько раз ездивший в Крым; знаменитый дьяк Ивана III Федор Курицын, ездивший в Венгрию; Толбузин — посол к венецианскому дожу.

О многих путешествиях, об интереснейших открытиях известно лишь по сухим правительственным отчетам да из воеводских «отписок».

Тверской купец Афанасий Никитин поехал за три моря, конечно, прежде всего по своим торговым делам. Но эта главная задача не помешала ему интересоваться такими сторонами жизни старой Индии, которые не имели прямого отношения к торговле.

До появления путевых записей Никитина на Руси, да и в Европе того времени, представления об Индии были самые фантастические. Неведомые животные, необычайные люди, невероятная природа рисовались тем, кто знакомился с Индией по «Христианской Топографии» Козьмы Индикоплова или по «Сказанию об Индейском царстве».

Тверской купец, практичный и деловой человек, сумел трезво взглянуть на Индию. В этом ему много помогли сами местные жители.

Никитин сумел завоевать у местных жителей доверие, и они были с ним достаточно откровенны. Пытливый ум и наблюдательность помогли Никитину увидеть многое из того, что ускользало от путешественников, смотревших на местных жителей свысока. И действительно, в «Написании» Афанасия Никитина находится немало драгоценных фактов, важных для понимания индийской жизни, фактов, которые упущены его современниками, побывавшими в Индии. Не нужно забывать, что если многое теперь из них общеизвестно, то в XV веке это были первые записки очевидца, того, кто «походи своими ногами», о стране, почти неведомой тогдашнему европейскому миру.

По красоте изложения записки Никитина порой уступают литературным памятникам XV–XVI веков. Но не следует при этом забывать, что они представляют собой только наспех сделанный черновик. Свои наблюдения он заносил в тетрадь во время пути, а обработать их не успел. Особенностью стиля записей Никитина является обилие персидских, арабских и тюркских слов и выражений. Судя по этой смеси различных языков, можно предположить, что уже до путешествия в Индию Никитин по своим торговым делам встречался с купцами из стран Востока. Известно, например, что тюркский жаргон в XIII–XV веках служил разговорным языком в татарских городах Поволжья.

«Написание» Никитина отличается глубиной и наблюдательностью. Никитин не увлекается экзотикой и очень редко вносит в свои записи сомнительные по достоверности рассказы, услышанные от местных жителей.

Записки наблюдательного путешественника-иностранца дают важные материалы для познания истории всякой страны. О прошлом Индии писали ученые, например Фериштэ. Записки Никитина в ряде случаев вносят важные добавления в их работы.

Скажем, тот же Фериштэ, индо-персидский историк XVI века, в своей «Истории Индийских мусульман» ничего не пишет о малоудачной войне Бахманидов против Виджаянагара, он говорит только о взятии Бельгаума (Бельгаона). Возможно, что через полтораста лет, когда Фериштэ писал свою историю, не сохранилось уже об этом сведений. Но как бы то ни было, Никитин оказался единственным человеком, сообщившим нам об этом походе бахманидского султана. В справедливости рассказов Никитина, изобилующих массой подробностей, которые трудно выдумать, едва ли можно сомневаться.

Таким образом, Никитин запечатлел один из интереснейших моментов в истории Бахманидского царства.

Знаменитый историк Н. М. Карамзин, который первый обнаружил глубоко поразившие его записки Никитина, писал: «Доселе географы не знали, что честь одного из древнейших, описанных европейских путешествий в Индию принадлежит России Иоаннова века… Оно (путешествие) доказывает, что Россия в XV веке имела своих Тавернье и Шарденей (французские путешественники XVII века), менее просвещенных, но равно смелых и предприимчивых, что индейцы слышали об ней прежде, нежели о Португалии, Голландии, Англии. В то время, как Васко да Гама единственно мыслил о возможности найти путь от Африки к Индостану, наш тверитянин уже путешествовал по берегу Малабара…»[17]

«Венецианец ди-Конти (1444), тверич Никитин (1472) и синесец (португалец) де-Гама (1499) — вот от кого остались важнейшие записки об отдаленных странах Южной Азии XV в., осветляемые одне другими, — писал академик Срезневский в пятидесятых годах прошлого столетия, — наблюдения двух первых гораздо ценнее по обилию и содержанию, — и Никитин в этом отношении должен быть поставлен выше ди-Конти; с этим, надеюсь, согласится всякий, кто примет на себя труд познакомиться с его Хожением и сравнить его с записками ди-Конти, вникая в смысл сказаний того и другого»[18].