Странствия Шута

Никто из них не знает туда путь, даже если кто-то вдруг не спит. Мне прийти?

Нет. Я позабочусь о нем.

Уверен?

Уверен.

Наверное, не стоит больше никого впутывать. Лучше будет, если мы справимся сами, как нередко справлялись и раньше. Пока он не ощущал боли, я зажег больше свечей, чтобы стало светлее, и принес таз. Очистил рану, как смог. Когда я протер ее губкой и жидкость вытекла из нее, опухоль стала мягкой. Это не кровь.

— Ничем не отличается от лошади, — не слыша себя, пробормотал я сквозь стиснутые зубы.

Очищенный, раскрытый гнойник зиял на его спине, будто ужасный распахнутый рот. Он стал глубже. Я заставил себя осмотреть измученное тело Шута. На нем были и другие гнойники. Они вздувались, некоторые блестящие и почти белые, другие красные и воспаленные, окруженные сетью темных прожилок.

Я смотрел на умирающего. Он пережил слишком многое. Думать, что еда и отдых как-то приблизят его выздоровление — это безумие. Они лишь продлят его агонию. Яды, разрушавшие его тело, невероятно распространились. Он мог умереть прямо сейчас.

Я коснулся его шеи, положив два пальца на точки, где слышен пульс. Его сердце все еще билось, я чувствовал слабые толчки крови. Я закрыл глаза и провел пальцами, погружаясь в особое упоение этого спокойного ритма. Волна головокружения прошла через меня. Я рано встал и слишком много выпил на празднике, не считая бренди, выпитого вместе с Шутом. Вдруг я ощутил себя старым и обессилившим. Мое тело стонало от прошедших лет и работы, которой я требовал от него. Древняя, знакомая боль шрама от стрелы в спине, рядом с позвоночником, проснулась и сильно запульсировала, будто чей-то палец настойчиво раздражал старую рану.

Только шрама этого давно не было. И боли от него тоже. Это понимание прошелестело в моем сознании светом от первых снежинок на окне. Я не предвидел, но принял то, что происходит. Замедлив дыхание, я затих в своей собственной шкуре. В нашей шкуре.

Я вытянул сознание из своего тела в тело Шута и услышал мягкий стон раненного человека, потревоженного в глубоком сне.

Не волнуйся. Я не трону твои секреты.

Но даже одно упоминание о секретах вспугнуло его. Он слабо сопротивлялся, но я не двигался и не думаю, что он смог бы найти меня. Когда он затих, я позволил своему сознанию ощупать его тело.

Осторожнее. Мягче, говорил я себе.

Я открылся для боли от раны на спине. Опустошенный гнойник оказался не столь опасным, как другие, воспаленные. Их яды проникали в плоть, и у Шута не было сил бороться с ними.

Я отодвинул, оттолкнул их.

Это оказалось легко. Я тщательно работал, спрашивая себя, сколько же плоти могу взять у него? В каком-то другом месте я прижал пальцы к ранам и потянул яд. Горячая кожа, напряженная до предела, открылась под моим прикосновением, и яд вытек. Я использовал силу Скилла, не зная, что ее можно так использовать, но в тот момент это казалось вполне естественным. Конечно, именно так и должно быть. Конечно, Скилл может делать так.

— Фитц.

— Фитц!

— ФИТЦ!

Кто-то схватил меня и рванул назад. Я потерял равновесие и упал. Кто-то попытался меня поймать, не успел, и я крепко приложился об пол. Из легких выбило воздух. Я задохнулся, захрипел и открыл глаза. И не сразу понял, что вижу. В отблесках засыпающего огня надо мной стоял Чейд. Он с ужасом смотрел на меня сверху вниз. Я попытался заговорить и не смог. Я так устал, так невыносимо устал. Пот высыхал на моем теле, и одежда, пропитанная им, прилипала к коже. Я поднял голову и увидел распластанного на столе Шута. В красном свете огня из дюжины ран на его спине сочился гной. Я потряс головой и встретил испуганный взгляд Чейда.

— Фитц, что ты творишь? — спросил он, будто поймал меня за каким-то грязным, мерзким занятием.

Я попытался сделать вдох, чтобы ответить. Он отвернулся от меня, и я понял, что в комнату вошел кто-то еще. Неттл. Я ощутил, как она коснулась моего Скилла.

— Что здесь произошло? — спросила она, но, шагнув вперед и увидев обнаженную спину Шута, испуганно охнула.

— Это сделал Фитц? — потребовала она ответа у Чейда.

— Я не знаю. Подкинь дров в огонь и принеси больше свечей! — приказал он дрожащим голосом, опускаясь в пустое кресло. Он положил дрожащие руки на колени и склонился ко мне. — Мальчик! Что же ты сделал?

Я вспомнил, как втягивать воздух в легкие.

— Пытался остановить… — я снова набрал воздуха, — …яды.

Повернуться оказалось трудно. В моем теле ныла каждая жилка. Когда я уперся руками в пол, чтобы попытаться встать, они оказались мокрыми. Скользкими. Я поднял их и поднес к глазам. С них капало что-то водянистое, перемешанное с кровью. Чейд сунул мне салфетку.

Неттл бросила дрова в огонь, и он начал пожирать их. Потом она зажгла новые свечи и заменила ими прогоревшие.

— Это отвратительно, — сказала она, глядя на Шута. — Они все открыты и текут.

— Теплая чистая вода, — сказал ей Чейд.

— Нам не надо позвать целителей?