Странствование Филиппа Ефремова в Киргизской Степи, Бухарии, Хиве, Персии, Тибете и Индии и возвращение его оттуда чрез Англию в Россию

По возвращении моем в Бухарию ключница аталыкова употребляла всевозможное старание вытти за меня замуж, на что я не согласился. Она изъявила желание уйти со мною, куда бы я ни пожелал. Ключница сия была родом персиянка, в молодости захвачена трухменцами и продана бухарцам. Я обещался по усильной ее просьбе воспользоваться к уходу удобным случаем.

Чрез два года потом отоядили меня в Хиву с войском для препровождения бухарского хана Абулгазы родного брата, которого хивинцы просили на ханство. Войска находились с ним 1500 человек, начальник оного был Бадал бек. Мы отправились сперва к Чаржую, от коего вниз по реке Аму живут кочевые трухменцы двух родов, одни называются така, другие салур; в урочищах их по реке довольно вязу, тальнику и травы, сами трухменцы хищны, ловят персиян и продают их в Бухарии, Хиве и других окрестных странах. Отсюда ехали мы до пограничного хивинского города Питняку 8 дней, от сего до [186] города Азар Ресту один день, от Азар Реста до небольшого городка Багаткала до полудни. Между тем хивинский инак, то есть полномочный владетель, по имени Магадами 4

, узнав о прибытии нашем и о том, что хивинцы по согласию с бухарским аталыком Даниар беком хотели его обезглавить и на ханство постановить вышеупомянутого брата Абулгазы, взял предосторожность. Он с приверженцами своими не допустил бухарцев до Хивы и сразился с ними. При сем случае, говорит Ефремов, один из неприятелей выстрелил в меня из ружья, но опалил только мою правую щеку и ухо; в горячности я поскакал за ним, отрубил у него правую руку и, взяв его в плен, привез к начальнику Бадал беку. Сей наградил меня за оное жеребцом и кармазинного цвета кафтаном, потом послал в Бухарию с одобрением и требованием еще войска.

Аталык пожаловал меня тогда землею и деньгами и приказал быть в готовности к походу в Хиву с новым войском; обстоятельство сие подало мне повод и способ к уходу. Я просил писаря, чтобы он написал мне грамоту в таком смысле, якобы аталык послал меня послом в город Кукан, коего владетель ссорился тогда с бухарским; за сие обещался щедро наградить его деньгами. Он написал мне таковую грамоту и в благодарность получил от меня 100 червонных. Грамоту показал я сказанной ключнице и просил ее об доставлении для приложения к оной ханской печати, в чем она мне и услужила, надеясь чрез то и сама уйти вместе со мною. Дни чрез два получил потом я от аталыка приказание ехать в Хиву. Отправясь якобы к новосоставленному его войску, я поскакал с двумя русскими в Кукан, а ключницу принужден был оставить 5, ибо, взяв оную с собой, никак бы не мог спасти ни себя, ни ее, аталык хватился бы ее тотчас и послал бы искать повсюду

6.

Дорогою до Кукана, который проехал я мимо, снабжали меня с излишеством провизиею; по прибытии же в город Маргылян назвался купцом, переоделся в купеческое платье и расположился в караван-сарае, где, услышав, что некоторые купцы намереваются ехать в город Кашгар, состоящий под покровительством китайского богдыхана и имеющий потому для охранения своего китайское войско, купил такого же товару, каким и они торгуют, и, назвав себя нагаем (Нагаями

называют в тамошних странах всех в России живущих татар), поехал вместе с ними. [187]

Не доезжая до Кашкар, или Кашгар, один из русских моих товарищей помер; я похоронил его 7 и продолжал путь с купцами же в Кашгар, отсюда в Аксу, из Аксы возвратился опять в Кашкар и поехал в город Яркант. Оттуда вознамерились они ехать в Теват, или Тибет, и закупали для сего разные товары, коих и я купил, также слугу -- молодого арапа за 5 аршин кармазинного цвета посредственной доброты сукна, стоящего в России тогда 30, ныне же рублей девяносто. Дорога туда лежит по косогорью между горами, в средине коих протекает весьма быстрая река Атак, лесу и травы мало, где же бывает ночлег, там есть полянки. Часто видел я употребление в пищу пшеничного толокна, которое мешают густо в чайной воде и оною же потом запивают; для кормления лошадей возили мы с собой ячмень, ибо места сии совершенно безлюдны. Не доезжая пределов Тибета дней за 15 есть чрезвычайно высокая гора, покрытая весьма густым туманом и окруженная столь тяжелым воздухом, что у людей и скота захватывает дух, отчего и последний мой товарищ из русских умер.

В Тибете, до коего ехали мы всего 35 дней, жил я с месяц в области Цонг, или Цанг. В сие время прибыли туда три тружденика 8, шедшие в Мекку для поклонения гробу Магометову. Я познакомился с ними и вознамерился быть их спутником, надел на себя такую же одежду, какую носят и все подобные им люди, то есть платье из толстого простого и самого белого сукна, из коего делают они себе шапки вышиною в пол-аршина, вышитые шерстяными же разноцветными нитками наподобие узора, употребляемого у нас на конских попонах. Отсюда пошли мы пешком; нельзя было употреблять тут лошадей и быков по причине больших пропастей, узких проходов и вообще худой дороги до Кашемира, и ноши свои долженствовали мы нести на спинах.