Страшен путь на Ошхамахо

— Бывают и такие шейхи… Наверное, мой хозяин ему чем-то не угодил?

— Что здесь написано? Отвечай!

— Но… мне… Я бы тоже не хотел произносить такие слова вслух.

— Я жду! — Мысроко начал терять терпение.

Абыз обернулся на дверь. В гостевой комнате больше никого не было. И тогда несчастный Алим тихо прочитал на арабском языке две строчки, выгравированные в столице ислама.

Кровь ударила в лицо Мысроко. Он пошатнулся, прикрыл на мгновение глаза ладонью, затем непослушными пальцами правой руки ухватился за рукоятку кинжала.

— Лживый презренный шакал! — в бешенстве закричал Тамби. — Посмел… Посмел такое!

Лезвие кинжала легко вошло в глотку грамотея, умевшего читать по-арабски, по-турецки и по-русски. А так как он семь раз прочитал Коран, то и отправился прямехонько в кущи эдема, в вечнозеленые сады, орошенные потоками прозрачных вод.

* * *

Мысроко сразу поверил в истинность тех слов, что прочитал ему ученый неудачник. Перед взором Тамби в то же мгновение появилось морщинистое личико старого шейха со слезой, катящейся из левого глаза, и странной улыбочкой на злых губах. Именно в эту рожу предназначался удар кинжала. Именно к лживому шейху и относились яростные слова Мысроко, честного воителя, всегда такого спокойного и сдержанного. (Правда, если б Алим знал об этом перед гибелью, то ему, видимо, все равно умирать было бы не легче.) Князь не жалел о содеянном. Он никому не мог позволить знать, что за «священное изречение» начертано на неподатливой стали панциря Аладина.

Мысроко положил эту реликвию египетских монархов в объемистый нед — сумку из телячьей шкуры, сел на коня и отправился куда-то вверх по реке. К вечернему намазу он вернулся без неда и без панциря. Намаз делать не стал, а лег на свою тахту и уставился неподвижным взглядом в потолок. У Мысроко сильно разболелась рука, а потом стала болеть грудь.

Вскоре всполошился весь дом: князь едва дышал. И жена, и слуги, и ближайшие соседи сделали все, что смогли: не давали Мысроко спать всю ночь, развлекали его песнями и танцами, стучали обухом топора по лемеху плуга, били в барабан, но все было напрасно. К утру Мысроко Тамбиев умер. Перед смертью он только усмехнулся и едва слышно пробормотал кабардинскую поговорку: «От чумы ушел — от поноса погиб…»

* * *

Никто не узнал причину его смерти. Никто не узнал, куда девался бесценный панцирь с золотым львиным ликом и золотыми заклепками и пряжками. А Мысроко не знал, что у него родится двойня — оба мальчика, крепкие и красивые.

Слово созерцателя

Интересную жизнь прожили Мысроко и Тузар. И хочется сказать о них шестым аятом из двадцать четвертой суры Корана: «Разве не окинули они земли своими взорами?»

А перед изумленными взорами созерцателя пронеслось множество интересных лиц и увлекательных событий, и далеко не каждое лицо и событие нашли свое место в трех наших первых хабарах.

Да и стараться втиснуть все подсмотренное и подслушанное в эти маленькие странички (вряд ли одного листка хватило бы на один пыж для мушкетного заряда) — дело совершенно безнадежное. И даже рискованное. Помните, как погибла бедная синичка, воронье захотев спасти яичко? С другой стороны — дело это просто лишнее, ненужное. Ну еще три-четыре кровопролития, ну еще десяток-другой (в лучшем случае) трупов, а в перерывах — несколько лишних ссор и споров да, наверное, парочка вежливых приятных бесед с песнями, подобными той, что пел Мысроко. Кстати, как вам понравился наш герой в роли человека, воспевающего собственные подвиги и при этом ничуть не боящегося погрешить против своей скромности? Созерцателя так и подмывало вмешаться и заставить его смущенно умолкнуть, но ничего не вышло. Вообще-то очень часто возникало искушение каким-либо образом повлиять на ход событий. То хотелось твердой мысроковской десницей расквасить нос Хазизу, то познакомиться с турецким султаном Селимом (говорят, его бабушка была черкешенкой), то шутки ради опрокинуть арбу толстобрюхого Берслана. А главное, от чего ныла душа, — крови уж больно много. Чересчур много. Но ничего не поделаешь. Других развлечений у сильных мира сего было не густо. Пришлось все оставить, как есть.

Не раз нам придется сталкиваться с далеко идущими последствиями мысроковского хаджа. Первое столкновение произойдет через долгие годы после смерти потомка египетских монархов.

За это время в горах растает куча снега величиной с Ошхамахо.

Пройдет век, и еще полвека, и еще четверть века… Магеллан совершит кругосветное плавание. В Риме построят собор святого Петра.