Страшная сказка про кота и волка. Детективная история времен НЭПа

Анастасия прекрасно отдавала себе отчет в том, что победные реляции с мест, выражаясь деликатно, не полностью отражают того, как в основной своей массе относятся к большевикам простые люди. Они помалкивают. Но думают свое, сравнивают нынешнюю жизнь с прошлой, и совсем не в пользу…

– Так ведь, товарищ Иванов, влезть каждому под черепную коробку…

– Вот. Вы попали в самую точку. Именно влезть – желтые глаза выражали поистине учительскую доброту, излучаемую на любимую ученицу, – Вот что бы вы предложили сделать, чтобы узнать о том, что думает обычный гражданин СССР?

Времени на раздумье не было, и Анастасия сказала первое, что пришло ей в голову:

– Я бы предложила… Я бы сама стала этим обычным гражданином.

Иванов улыбнулся, выражая согласие и тихую радость от взаимного понимания, вновь раскурил погасшую трубку, плавно качнул ею в воздухе, помолчал, и продолжил:

– Вам это не нужно. Но Вы найдите мне таких людей, человек пятнадцать. И помните, они должны быть особенными. Мало кто из нынешних чекистов сможет несколько лет жить обычной трудовой жизнью, и ничем себя не выдать. А мне нужна объективная информация.

– Я понимаю, от этого может зависеть политика партии.

На эти слова хозяин кабинета вдруг отреагировал самым неожиданным образом. Он отложил трубку и строго посмотрел на Анастасию.

– Товарищ Нарыжная, Вы не поняли очень важной вещи. Политика партии не зависит от настроений на местах. Всегда найдутся недовольные. Но мы, большевики, должны знать о них, чтобы вовремя принимать меры.

– Теперь я все поняла, товарищ Иванов. Я найду таких людей! – в ее голосе зазвучал металл.

– Не сомневаюсь. Идите и работайте. До свиданья.

VI

Записки мертвеца. Одесский Канатный завод,17 октября 1925 года

– Так вот, Коля, Яков Петрович Вольф, работавший в бухгалтерии, был на самом деле членом партии с дореволюционным стажем и опытом подпольной работы.

Нарыжная говорила тихо, хотя и стены, и двери были звуконепроницаемы еще со времен прежнего хозяина завода, который очень боялся козней конкурентов.

– Он что, шпионил тут за сотрудниками? – в вопросе Николая не было ничего осуждающего, просто профессиональный интерес.

– Нет. Рассказывать политические анекдоты при нем можно было без всяких последствий, он и сам смеялся над ними. Его интересовало совсем другое. Вот если бы в самом деле возникли предпосылки массовых проявлений недовольства Советской властью, или попытка организации контрреволюционного мятежа, то он попытался бы оказаться среди зачинщиков. И начал бы действовать.

Отвлекать внимание Вольфа на мелкое стукачество было бы непозволительной роскошью, а тем более недопустимо на него реагировать. Пришлось бы легализовать оперативную информацию, а с этим много мороки.

– Понятно. Как вы осуществляли с ним оперативную связь? – Николай, незаметно для себя вслед за Анастасией перешел на полицейскую терминологию

– Канала было два: основной и особый. Обычные еженедельные отчеты он передавал нашему человеку на Привозе по средам, после работы. Жил он на Жуковского, Почтовой по-старому, ходил домой пешком, и, проходя через базар, покупал себе съестное. А в случае экстренной необходимости Яков мог встретиться со своим другом. По легенде это был товарищ из бригады Котовского, с которым он якобы вместе воевал. Кстати, он ни разу не воспользовался этим каналом.

– Могу ли я ознакомиться с отчетами? – без особой надежды спросил Ордынцев. Тем не менее, Анастасия ответила согласием: