Страшные истории для маленьких лисят. Большой город

– Да… – ответил Чужак. – Только без диких зверей. Без голода. Без… замёрзших хвостов. Ничего такого, что бывает в лесу. – Морщась от боли, он поднял голову и посмотрел на лисёнышей. – Эта история не о том, как выжить.

Лисёныши переглянулись. Разве бывают на свете другие истории?

– Она началась, – произнёс Чужак, – на ферме…

– Я обожаю фермы! – закричал недоросток. – На фермах куры. Я обожаю кур. Обожаю трясти их, пока не умрут.

Чужак закрыл глаза.

– Это была не такая ферма.

Белый сарай

1

– СЕГОДНЯ про что? Про Снежного Призрака?

Про мистера Шорка?

– Про Булькожажда!

– Тьфу! Вы каждый вечер выбираете про Булькожажда.

– Булькожажда! Булькожажда!

– Ладно. Значит, про Булькожажда.

Ферма стояла погружённая в тёмную синеву, если не считать двух источников света. В хозяйском доме мерцал огонёк свечи, слабый и пленительный за кружевными шторами окна. А в норах из проволочной сетки, расставленных по двору, гудели ослепительно красные полосы, от которых лисий мех светился, как пламя.

– Готовы? – прошептала П-838 из своей норы.

Она была бетой, самкой-производителем, беременной следующим поколением лисиц Фермы. Правда, живот у неё ещё не показался.

– Готовы, – ответил О-370. Это был лисёныш-омега. Его нора примыкала к норе П-838.

– Только рассказывай на этот раз правильно

, – сказал Н-211. Нора недоростка располагалась позади норы О-370 в ряду, что стоял ближе к лесу, с которым граничила Ферма. – Юли никогда не кусал Булькожажда за тысячу задниц. У булькожаждов вообще не бывает тысячи задниц!

П-838 приподняла бровь:

– А куда, по-твоему, уходит еда из его тысячи пастей?

О-370 громко прыснул. Он никогда в жизни не видел ни одного существа с тысячью пастей. Не говоря уж о тысяче задниц. Но это не мешало ему всматриваться сквозь сетку норы вглубь леса и воображать себе немыслимое создание, чьи пасти заполонили сумрачную тень.

– Только рассказывай, чтоб было страшно, – сказал Н-211. – Вот так.

Он защёлкал зубами в разные стороны, пытаясь изобразить, как щёлкают разом бесчисленные пасти болотного чудища из старой истории. Со стороны же смотрелось так, будто он ловит муху и никак не может поймать.

О-370 расхохотался:

– Не убейся, Двести одиннадцатый.

Н-211 прыгнул и прижался лапами к сетке, разделявшей их норы:

– Везёт тебе, что меня там нет! Я б тебе рожу отбулькожаждал!

– Да я б отъюлил твою тысячу задниц! – ответил О-370, бросаясь на сетку со своей стороны.

И оба кинулись в драку сквозь проволочные переплетения сетки. Щёлкая клыками и напирая на шаткую преграду, каждый пытался опрокинуть другого на спину. Как и большинство других драк, эта тоже закончилась ничьей, и лисёныши поп'aдали в норах, завывая от воображаемых ран.

– Моё лицо! – кричал О-370.

– Мои задницы! – скулил Н-211.

И оба зашлись от хохота.

Н-211 приходился О-370 двоюродным братом, да ещё был ему лучшим другом. Разумеется, своей дружбой они прежде всего были обязаны тому, что их норы находились бок о бок. Однако О-370 был совершенно убеждён, что его поместили рядом с самым классным, самым весёлым лисом на всей Ферме. Они с такой неистовостью пожирали истории о Юли и Мии, с какой не пожирали даже еду, которую им давали два раза в день. И когда остальные лисы укладывались спать, они вдвоём принимались разыгрывать приключения из этих историй – насколько им позволяли сетчатые норы, которые были в два хвоста шириной и в два хвоста глубиной.

– Кхм, – прочистила горло П-838.

Н-211 улёгся, подпихнув под себя лапы, а О-370 остался стоять. В самые захватывающие моменты историй ему нравилось чувствовать под собой ноги.

Деревья раскачивались и скрипели. П-838 прикрыла глаза:

– Болото разинуло влажную глотку и поглотило Юли и Мию целиком.

– Хе-хе-хе, – противненько захихикал Н-211.

О-370 опустил ресницы, и в размытой картинке ему привиделось, как поникли обросшие серым деревья, как из-под палой листвы проступили омуты чёрной воды.

– В вышине, в спутанных ветках, – продолжала П-838, – сидели белые, точно призраки, птицы. Заметив лисёнышей, они подняли головы к небу и защёлкали клювом. Сквозь прикрытые ресницы О-370 показалось, будто лунный свет, упавший на ветки, отрастил перья.

Голос П-838 превратился в рычание:

– И в бездонной глубине илистого озера что-то запузырилось.

Ноги у О-370 напряглись, словно у кузнечика. Ему до боли хотелось разодрать сетку и устроить охоту на чешуйчатого Булькожажда, или удрать от завываний Снежного Призрака, или схватиться с кровавыми клыками Мистера Шорка. Ему хотелось унюхать жёлтое зловоние – проклятие, которое превращало лисиц в безмозглых каннибалов; ему хотелось собрать всех на свете беспомощных лисёнышей и укрыть под надёжной защитой Фермы.

– Хватит перевирать историю! – зарычал Н-211, и О-370 понял, что перестал слушать. – Это был енот, не енотиха! И не говорил он никогда, что у Юли красивая шубка! И не просил он никогда переехать к нему на болото.

П-838 презрительно подняла морду:

– Говорил. Это енотиха, и она надеялась покрыть ежевичные пятнышки Юли склизкими болотными поцелуями.