Страшные сказки о России. Классики европейской русофобии и не только

Конечно, Анатоль Леруа-Болье не был русофобом и относился к России с безусловной симпатией, при этом вовсе не был ее апологетом и не идеализировал ее, отчетливо видя «пробелы» в ее развитии. Далеко не новаторскими были и его выводы. Однако он, прежде всего, стремился Россию понять, хотя, как и многие авторы, писавшие до него, сравнивая ее с Европой и не находя общих моментов, говорил об ущербности русской истории и взирал на Россию через традиционную оптику превосходства. И это отразилось уже в названии книги – «Империя царей». Почему царей? Потому что французы долго не признавали титул императора за Петром Великим, и поэтому все российские императоры для них – просто «цари». Как отмечает Ги Меттан, «несмотря на свою декларируемую прорусскую позицию, Анатоль Леруа-Болье активно эксплуатирует стереотипы, рожденные в ходе либеральных антирусских дискуссий XIX века», хотя, на мой взгляд, делает он это скорее по инерции и сложившейся историографической традиции.

Если в предыдущие десятилетия такие спокойные книги о России, не имевшие налета сенсации и разоблачений, не были интересны французскому читателю, то в условиях наметившегося российско-французского сближения книга Леруа-Болье пришлась к месту и ко времени. Тогда начала формироваться не просто мода на Россию, а любовь к ней, основанная на страхе перед Германией, когда французы, по образному выражению Шарля Корбе, франко-русский союз, этот брак по расчету, быстро превратили в союз по любви. Отсюда и такой интерес к этой книге. Ее читали именно поэтому, а вовсе не потому, что она содержала новый, доброжелательный и объективный взгляд на великую, огромную, но при этом совсем не страшную Россию.

Мода на вечную любовь к нашей стране, однако, быстро прошла, а книгу Леруа-Болье помнят разве что специалисты.

Заключение

Итак, мы завершаем весьма краткий и отнюдь не претендующий на полноту экскурс в историю европейской, преимущественно французской мысли XIX столетия о России и русских.

По прочтении книги может возникнуть вопрос: неужели образованные европейцы были столь зависимы от своих страхов перед Россией, уходящих корнями в коллективное бессознательное? Неужели представители европейской интеллектуальной элиты были откровенными русофобами, то есть действительно боялись и ненавидели нашу страну?

На мой взгляд, убежденных, по-настоящему идейных «русофобов» среди них было не так много, скорее они были «русофобами по обстоятельствам». Можно говорить о рациональном применении уже сформировавшихся страхов, о манипулировании ими с вполне конкретными целями. Авторы рассмотренных произведений зачастую сознательно использовали эти страхи перед «варварской и деспотичной Россией», материализовывали на страницах своих книг «страхи фантазии», которые были востребованы в европейских общественных и политических кругах, выполняли определенный общественный заказ или просто оказывались во власти уже существовавших представлений.

В то же время, безусловно, архетипические страхи и представления о России, сформировавшиеся в эпоху Средневековья (хотя Московская Русь, по мнению большинства европейских авторов, как раз Средних веков не знала), не могли не влиять на суждения образованных европейцев как в петровскую эпоху, в век Просвещения, так и на протяжении XIX века. А если мы заглянем в двадцатое и нынешнее столетия, то увидим, что и в наше время особенно ничего не изменилось. Те же «страхи фантазии» перед необузданной, свирепой, варварской, дикой, деспотичной державой, стремящейся к мировому господству. Но важным является тот факт, что своими публикациями авторы влияли на формирование общественного мнения, которое в XIX столетии превращается в мощную политическую силу.