Страсть и скандал

— Я закрыла Алису своим телом. Чувствовала, как она прижимается к моей груди, закрывая ладонями уши. Я прижала ее к себе покрепче, чтобы она ничего не услышала.

Было совершенно ясно, что Беркстед пытается убить Алису, как только что убил ее родителей, лежащих сейчас на ковре, над которым уже курился дымок.

— Но, как ни старалась я приглушить звук, Алиса услышала и поняла. Бедная девочка закричала — это был пронзительный вой или крик, исполненный горя. Во весь голос. Там была смертельная тоска. Страдание. И ужас. Я решила, что она ранена. И Беркстед услышал. Он сказал: «Алиса? Алиса, это ты? Где ты? Покажись, где ты там!» Я слышала, что он где-то внизу лестницы. Тогда я вытолкнула Алису в окно на плоскую крышу веранды второго этажа. Толкнула ее с силой, чтобы освободить себе руки. Она рыдала, а стук моего сердца отдавался у меня в ушах. Я пыталась продвинуться вперед, хваталась за край окна. Я была намного крупнее Алисы, поэтому мне было очень трудно протиснуться в это окошко. И я слышала Беркстеда у себя за спиной. Его сапоги стучали по ступенькам. Он приближался. «Алиса, — сказал он. — Долго ли ты подсматривала? Алиса? — И еще он сказал: — Ты не сможешь от меня спрятаться. Я тебя найду».

Его шаги становились громче, и я поняла, что он уже рядом. Тогда я шепнула Алисе: «Беги». Задвижка окна была внутри. Я прижала ногой нижнюю раму, чтобы он не смог открыть окно. Мне оставалось лишь надеяться, что на балконе снова соберется дым и Беркстед не сможет разглядеть меня сквозь цветное стекло. Но окно под моей ногой звякнуло только раз, и тогда я услышала, как он взревел: «Ты меня слышишь, Алиса? Здесь ты сгоришь дотла. Ты умрешь!»

Может быть, он сказал еще что-то, но крыша начала раскаляться и Алиса никуда не ушла. Она по-прежнему сидела, сжавшись в комок. Тогда я оставила окно в надежде, что Беркстед в него не пролезет. Или что у него нет еще одного пистолета, чтобы в нас стрелять. А нам нужно было идти. Крыша уже так раскалилась, что я решила…

Катриона не помнила в точности, что именно тогда решила. Простой животный инстинкт гнал ее прочь, со всех ног — собственно, это было ее единственной мыслью.

— Я рывком поставила Алису на ноги и потянула за собой по балкону. Нет. На самом деле, думаю, мы были на крыше веранды тети Летиции. Черепица обжигала ноги даже сквозь подметки туфель. И я подумала — нужно как следует сосредоточиться, чтобы заставить себя пройти по раскаленной крыше, как факиры ходят по углям костра и не обжигаются.

Катриона глубоко вздохнула.

— И… я точно не помню, как мы спустились вниз. Шли по одной крыше, перескакивали на другую, все время вниз, и я то тянула, то толкала Алису, то несла на себе. Боже мой, бедная Алиса! А потом мы оказались на северной лужайке, где уже собирались кучками слуги, глазея на здание, где огонь, набрав силу, вырвался наружу сквозь стены верхнего этажа. И мы нашли Артура. И Шарлотту, и Джорджа.

От радости и облегчения на Катриону нашло оцепенение. Но страх не покинул ее. Где мог быть сейчас Беркстед? Неужели все еще ищет их?

— Приходили новые люди, их темные силуэты смутно вырисовывались на фоне оранжевого сияния. Солдаты из казарм. Слуги, жители гарнизона. — Но они держались в стороне, не нарушая их оцепенелого молчания. Дети окружили Катриону. Она не помнила, долго ли они стояли вот так, маленький островок посреди людского моря. Островок сирот.

И тут ее поразила эта мысль — теперь они все осиротели! Кроме нее, у детей больше никого нет.

И еще она услышала шепот. Намеки.

— Люди заговорили. Я услышала, как они говорили: «Я сама его видела. Его нашли в саду. Мисс Роуэн, сказал он. Застрелила его! Застрелила их всех, вот что он сказал! Он сказал, что мисс Роуэн стреляла в него». Я не хотела слушать дальше.

И говорить она тоже не хотела. Какая разница: что бы она ни сказала, как бы ни стала защищаться, все бесполезно. Обвинения Беркстеда — это только начало. Она слишком часто видела, какой злобой вспыхивают его глаза, чтобы понимать, что за характер у этого человека. Слова, которые он кричал Алисе, до сих пор звучали у нее в ушах.

Он был хитер и беспощаден как шакал. Это его собственные слова. И ей действительно понадобятся друзья. А у нее только один друг. Катриона взглянула на Томаса Джеллико, чтобы прочесть в его спокойных зеленых глазах обещание.

— Тогда я пошла к вам. Только вас уже не было. Сейчас это кажется логичным — то, что вас не было, — но тогда я едва могла дышать, не то что думать.

Пора ей оставить эту мысль. Хватит терзать себя сожалениями.

— Нет, — возразил Томас. — Я был там, на пожаре. Искал тебя. Избил Беркстеда в кровавую кашу.

— Правда? Спасибо.

— Нет. Не благодари меня. Мне не следовало этого делать. Не сделай я этого, он бы, возможно, заговорил. Сказал бы мне, где ты. И я мог бы…