Страсть искажает все (СИ)

Она наедине с Кириллом. То, чего боялась сильнее всего и чего наименьше желала. Пожалуй, рано обрадовалась уходу Калача. Вместе с ним ушла финальная надежда на помощь и поддержку в лице Руслана. Она снова один на один с удручающими ночными кошмарами. Хорошо, если Рощин проявит чудеса адекватности. А если нет? Однажды Маргарита уже справилась с человеком, далеким от здравомыслия. Стоит ли припоминать, чем тогда всё чуть не завершилось?

Тряхнув головой, девушка норовила избавиться от не вовремя нахлынувшего наваждения в виде сокрушающих воспоминаний. Нет, сложившаяся ситуация с Кириллом не имеет ничего общего со случившимся однажды. Ведь не имеет?..

Где-то позади дверь кабинета, отворившись, с грохотом стукнулась о стену. Маргарита вздрогнула, соскочила со столика, настороженно выпрямившись во весь рост.

— Ждешь? — Послышался, на удивление, безразличный голос Рощина. — Правильно делаешь.

Не глядя, прошагал в гостиную.

Излишне спокойный. До тошноты. Что являлось очередным подтверждением затишья перед бурей. Лучше бы с ходу кричал, её Богу. А так остается гадать, чем закончится предстоящий разговор. После приятнейшей встречи Кирилл не успел сменить гнев на милость. Не после общения с Тимуром.

Собравшись с духом и веря, что это единый шанс расставить точки над «і», Одинцова прошла следом. Мужчина уже восседал за столом, где стояла ваза с белоснежными лилиями, и барабанил пальцами по стеклянной столешнице.

Маргарита не выносила лилии! Приторный запах выводил её, а Кирилл любил эти цветы. Но всякий раз подавляла неприязнь, когда домработница, наводя порядок, регулярно ставила в вазу свежей букет. Тихо ненавидела, но терпела. Терпела так же, как остальные чудаковатости и требования Рощина, считая себя обязанной. Так вот она, реальная возможность покончить со всем и, наконец, показать своё «я», открыто и без сомнений заявить об истинных потребностях. Хуже точно не станет.

— Ничего не хочешь рассказать? — Поторопил мужчина, заметив, как она задумчиво замерла на пороге.

— Прости меня, Кирилл. — Прикрыв веки, еле слышно выдохнула.

Повисла неловкая пауза. В другой ситуации засомневалась, слышал её Рощин или нет. Но нынче уверена на сто процентов — слышал. В крайнем случае — прочел по губам и всё понял. Наверняка Калачев не преминул воспользоваться ситуацией, чтобы выслужиться.

— Прости? — С хрипотцой в голосе отозвался.

— Ты ожидал чего-то другого? — Сложив руки на груди, невозмутимо вздернула бровь.

Глупо полагать, что извинениями ограничиться. Нутром чуяла, что это лишь начало. Кирилл так просто не оставит и не простит. Но и она на сей раз не сдастся и не падет под безжалостным гнетом Кирилла Рощина.

— Желательно. — Приподняв уголки губ в кривой ухмылке, гаркнул Рощин.

— А есть резон? Ты ведь и без меня неплохо проинформирован. Верно?

— Знаю. — Скрипнул зубами. — Но хочу услышать от тебя.

— Подтверждение сказанного Тимуром? Или все-таки опровержение?

— Опровержение? — Стукнув кулаком по столу, взвился Кирилл. — Разве можно найти опровержение прямым доказательствам?! Вот этим доказательствам!

Только теперь обнаружила в его руках увесистую пачку фотографий, которые тут же приземлились на стол.

— Что это? — Сделала шаг в направлении мужчины.

Медленно опустила взор с озлобленного лица на вразнобой брошенные фото. Её фото. И Олега. С аэропорта. Смекнуть откуда они у Кирилла не составило труда. Калачев. Отсюда самоуверенность и наглость в поведении. Вот почему по дороге с аэропорта останавливались у фотосалона. Всё, чтобы предъявить улики с места так называемого преступления.

— Ты не видишь? — Вперившись взглядом в Марго, перешел на громкий шепот. — Посмотри возьми несколько на память. Очень любопытные кадры. Вы оба такие фотогеничные. Жаль, мало эффектов. Уверен, за несколько дней можно было собрать массу великолепных ракурсов.

— Кирилл. — Игнорируя едкие замечания, перевела дыхание и безапелляционно объявила: — Я ухожу от тебя.

— Далеко собралась? — Откинулся к спинке стула. Порывшись в кармане, вытащил зажигалку и постучал по столу.

Данный жест выдавал нервозность. Беснование, исходящее от мужчины, было слишком явным.

— Далеко. — Нерешительно огрызнулась. — Но это тебя уже не касается.

— Нет, моя дорогая, ошибаешься! — Поддаваясь вперед, шикнул. — Меня касается абсолютно всё, с чем ты имеешь дело и что, так или иначе, касается тебя!

— Не в этот раз. — Стойко, с гордостью, выдерживая столкновение характеров.

— Ах, не в этот раз! — Взмахнув руками, Кирилл схватился за голову. Психованно проворчал: — Подзабыла, из какого дерьма тебя вытащил?

— За что очень благодарна. Но Кирилл, я не могу жить так дальше.

Одинцовой бы поумерить пыл. Из признательности войти в его положение. Хотя понимание, что своими заявлениями делает если не больно, то неприятно, было. Но и мужчине стоило сообразить гораздо раньше — суровым контролем и приказами не удержишь возле себя. Здесь нужно нечто большее. По крайней мере, желание самого человека остаться. В идеале любовь, которой отчетливо разумела, здесь и в помине не предвиделось.