Страсти и другие рассказы

Да, ангел смерти все у него отнял. Сначала внуки хоть и редко, но все-таки звонили из Канады и присылали открытки на Новый год. Но постепенно перестали и звонить, и писать, и Гарри вычеркнул их имена из завещания.

Бреясь, Гарри мурлыкал себе под нос какую-то мелодию — откуда она взялась, он не знал. Может быть, он слышал ее по телевидению, а может быть, давно забытая польская песенка ожила в его памяти? У него не было музыкального слуха, он фальшивил, но привычка петь в ванной осталась. Сходить в уборную было целой проблемой. Уже несколько лет он принимал таблетки от запора, но они не очень-то помогали, и Гарри через день приходилось ставить себе клизму — долгая и непростая процедура для человека в его возрасте. Гарри старался регулярно делать зарядку: сидя в ванной, задирал вверх тощие ноги и хлопал по воде руками, как веслами. Все это ради продления жизни, но, даже делая упражнения, Гарри часто спрашивал себя: «А зачем?» Для чего ему жить? Нет, его жизнь не имела теперь никакого смысла, но разве жизнь его соседей была более осмысленной? В доме проживало много стариков, состоятельных или даже очень богатых. Кое-кто уже совсем не мог ходить или едва-едва передвигался, другие опирались на костыли. Многие страдали артритом или болезнью Паркинсона. Не дом, а больница какая-то! Люди умирали, а он узнавал об этом лишь через несколько недель, а то и месяцев. Хотя он поселился в этом доме одним из первых, он почти никого из жильцов не знал в лицо. В бассейн он не ходил, в карты не играл. В лифте и магазине с ним здоровались, а он часто понятия не имел, кто перед ним. Иногда его спрашивали: «Как поживаете, мистер Бендинер?» — на что он обычно отвечал: «Какая жизнь в моем возрасте?! Каждый день — подарок».

Этот летний день начался как обычно. Гарри приготовил себе завтрак: рисовые хлопья со снятым молоком и кофе без кофеина с сахарином. Около половины десятого спустился на лифте за почтой. Дня не проходило, чтобы он не получил сколько-то чеков, но сегодняшний день оказался особенно урожайным. Хотя акции падали, компании продолжали выплачивать дивиденды. Гарри получал проценты по закладным, квартирную плату из своих домов, выплаты по облигациям и много чего еще — он сам уже толком не помнил. Ежегодно он получал ренту от страховой компании и ежемесячно — чек от организации социального обеспечения. Сегодняшнее утро принесло ему более одиннадцати тысяч долларов. Да, конечно, значительная их часть уйдет на оплату налогов, но все равно около пяти тысяч у него останется. Делая подсчеты, он прикидывал, стоит ли идти в офис Меррилл Линч выяснить положение на бирже. Нет, незачем. Даже если утром акции поднялись, к концу дня они все равно упадут. «Не рынок, а сумасшедший дом», — пробормотал он. По его представлениям, инфляции должен был сопутствовать бычий, а не медвежий рынок. Но сейчас падали и доллар, и акции. В общем, единственное, в чем можно быть уверенным, так это в собственной смерти.

Около одиннадцати он отправился депонировать чеки. Банк был маленький, все служащие его знали и пожелали доброго утра. У него был свой сейф для хранения ценных бумаг и драгоценностей. Так вышло, что его жены все оставили ему; ни одна не подготовила завещания. Он сам точно не знал, сколько у него денег, но вряд ли меньше пяти миллионов долларов. Несмотря на это, он носил рубашку и брюки, какие мог бы позволить себе даже нищий. Он шел мелкими шажками, опираясь на палочку. Время от времени оглядывался, не увязался ли кто-нибудь следом. Может быть, какой-нибудь негодяй узнал, как он богат, и собирается его похитить. Хотя день выдался ясный и на улице было полно народу, он знал, что никто бы не вмешался, если бы его схватили, втолкнули в машину и увезли в какой-нибудь заброшенный дом или пещеру. Никто не заплатил бы за него выкуп.

Закончив дела в банке, он направился домой. Солнце ослепительно сияло высоко в небе. Женщины, стоя под навесами у магазинных витрин, разглядывали платья, туфли, чулки, бюстгальтеры, купальники. На их лицах отражалась внутренняя борьба: купить или не купить? Гарри покосился на витрины. Нет, ему тут покупать нечего. С этой минуты и до пяти часов вечера, когда пора будет готовить ужин, ему ничего не понадобится. Он знал, чем займется, когда придет домой, — ляжет вздремнуть.

Слава Богу, никто его не похитил, не напал и за время его отсутствия не влез к нему в квартиру. Кондиционер и водопровод были в исправности. Он скинул туфли и прилег на диван.

Странно, он все еще мечтал о будущем: о каких-то неожиданных победах, успехах, любовных приключениях. Мозг не признавал старости. Гарри обуревали те же страсти, что и когда-то в молодости. Он часто говорил сам себе: «Не будь глупцом. Уже слишком поздно на что бы то ни было рассчитывать». Но видно, так уж мы устроены, что все равно, несмотря ни на что, продолжаем надеяться. Кто это сказал: «Надежда умирает последней»?