Страсти по Фоме - книга 1

— Слушаю, ваше превосходительство…

Кальвин включил голограф и нашел нужное место в отчете.

— Вот. Вы почему-то убрали целый раздел — 01/06/97. Почему?

Моноро почтительно поклонился, сделал несколько шагов к голографу своего начальника.

— Дело в том, что сейчас у нас только один ссыльный, подпадающий под этот раздел, — сказал он. — И чтобы не перегружать отчет пустыми таблицами и схемами, я вывел его в «общий» раздел о наказаниях, который теперь будет в конце отчета, и, может быть, не каждого. С вашего разрешения, сэр, конечно!

— Нет, Моноро, вы не получите разрешения! Эта информация на контроле Совета, а вы мне будете подавать ее через раз? Дайте мне ознакомиться с ней сейчас и не затягивайте с этим впредь!

Моноро, тихо шурша плащом, удалился.

«Вот похож он на мышь библиотечную, никуда не денешься!» — подумал Кальвин, доставая яблоко… когда он доедал второе, появился Моноро, держа в руках кассету с отчетом.

— Меня, собственно, интересует только одно, каким образом обеспечивается его удержание на Спирали? — спросил Кальвин уже мягче, видя, как покраснел и вспотел его субалтерн.

— Прежде всего, ваше превосходительство, у него стоит блок-запрет на выход оттуда, — начал докладывать Моноро. — К его блоку привита наводящая программа страха перед этим выходом, не позволяющая ему даже думать об этом без ужаса. Немножко громоздко, но зато надежно. Ну и еще несколько косвенных программ, которые, в той или иной мере, корректируют его поведение.

— То есть?

— Программы направлены на ослабление его эмоционально-волевой компоненты: поощряется некоторая распущенность, слабоволие, лень, — то есть все, что способствует, в свою очередь, усилению страха перед выходом со Спирали.

— Вы не испортите парня? Это имеет обратную силу, надеюсь? — с усмешкой спросил Кальвин.

— Ну что вы, сэр, конечно! — Моноро почувствовал перемену настроения шефа и заговорил бойчее. — Программы легко снимаются и компонента быстро восстанавливается, нужна только команда главного компьютера и наведение прекращается.

— Значит, перед выходом у него страх и ужас? Фобос и Деймос, что-то в этом есть… смешное.

— Да, ваше превосходительство, это его постоянные спутники. На Спирали он кажется пустым, никчемным человеком, да, собственно, таковым и является — одна болтовня, но никакого дела. Все устроено, как вы учили: минимум связей и привязанностей.

— А что конкретно имелось в виду, когда создавались эти субпрограммы?

— Традиционно, — пожал плечами Моноро. — Этот человек ни во что не верит, но всего боится, подвергает сомнению очевидное и легко принимает абсурд и свои галлюцинации за действительность. То есть, если коротко, ваше превосходительство, это человек, который не принимает действительность, но приняв что-то за действительность, свои фантазии, например, все равно не умеет принять решения. Из всего диапазона способов действия он использует только две крайности: полная пассивность или немотивированные поступки, — что позволяет легко манипулировать им и задавать нужную доминанту.

— Ну, наговорили! И это у вас называется коротко? Проще, Моноро, проще! В общем, я так понял, что это человек, с которым трудно сварить любую кашу?

— Вы, как всегда, сразу уловили суть дела, ваше превосходительство! — Моноро склонил голову.

— Аккуратнее, мой друг, следующая аттестация еще не так скоро! — рассмеялся Кальвин. — Принесите мне как-нибудь описание этих программ и отчет по их применению.

— Слушаюсь, сэр!

— Да, и что это у вас все время шуршит?

— Плащ, сэр!

— А, это новая мода у сайтеров! Но вы же не сайтер, Моноро, с чего это вы?.. — Моноро молчал, покраснев. — Ну, ладно, идите и не забудьте отчет и описание!

Кальвин с усмешкой слушал, как он удаляется, шурша. Сайтер кабинетный. Ему бы не плащ попробовать, а хлеб преобразователей реальностей. Сайтеры, конечно, пижоны, особенно на первых порах, но как им еще разрядиться после своей работы?

4. Гамлет

Вечером, так и не появившись дома, Фомин отвел Ирину в театр.

Давали «Гамлета». Гамлет, как всегда в последнее время, был женщиной, причем лет пятидесяти, и к этому уже привыкли — режиссер тоже человек, у него есть жена, любовница, теща, в конце концов… но то, что все герои мечтали переспать с принцем Датским, было довольно смело даже для последнего времени, во всяком случае, неожиданно.

Гертруда, например, была особенно настойчива, видимо, на правах матери. Она ходила в одних подвязках, меняя их с каждым выходом на все более смелые, и всем своим видом давала понять сыну, что это не предел, и вообще, он ей кого-то напоминает.

На фоне этого даже полупристойные, не по тексту, реплики в зал и постоянная беготня могильщиков среди зрителей (в касках и форме спецназа с автоматами), казались безобидными шутками режиссера, пытающегося ослабить неумеренный трагизм Шекспира.