Не поверил и сержант, глядя на его нагловатую физиономию. Рядовой, тот просто держал автомат дулом в живот Фомина, наизготовку, такая опасность исходила от него.
— А че тогда орёте, как сумасшедшие?
Сержант в упор смотрел на обоих желтоватыми глазами хищника, он был похож на большую, туго сжатую пружину, которой давным-давно хочется распрямиться, да вот повода нет! Густые пшеничные усы, словно намеренно скрывали жестокую складку губ.
— А он всегда, как опоздает на поезд, так орет, — вступил в разговор Доктор.
— Не ори! — обратился он к Фомину. — Поезд ушел!
— Обидно! — сказал Фомин.
— Ваши документы! — попросил сержант, все еще подозрительно оглядывая обоих.
Фомин вспомнил, что документов при нем нет.
— Какие документы? — удивился он. — Зачем?
— Но вы же уезжаете? Как же вы без документов?
— А мы в область!.. Мы на электричку опоздали!
— Но это-то расписание дальних поездов!
— Все в порядке, сержант, — сказал Доктор, подавая документы. — Вы его не слушайте, он действительно сильно расстроился, сам не знает, что говорит.
— А ваши билеты?.. — Сержант чувствовал по дрожанию внутри себя пружины, что здесь что-то не так, но не понимал, что.
— Вообще, вы должны пройти с нами! — заявил вдруг он.
Доктор порылся в карманах, что-то бормоча, словно обиженный недоверием. Через секунду над ними загремело:
— Дежурный наряд милиции просят срочно пройти к багажному отделению! Дежурный наряд милиции…
Рассматривать, поданные Доктором билеты и документы времени не было и сержант, бегло пробежав их глазами, с большим сожалением вернул.
— Больше не кричите! — угрожающе предупредил он, и они с напарником вроде бы неспешно, но быстро пошли к выходу из зала; две большие военные кошки.
— Больше не будем! — заверил их Фомин вдогонку. — Поезд-то ушел, чего кричать?
— Док, мы где, на вокзале что ли?.. — Даже сейчас Фомин не верил глазам своим. — А почему мы не…
— Потому что ты мешок дерьма… бам-бам-бам! — задумчиво выругался Доктор, изучая расписание. — О чем ты думал, когда бежал за мной?
— Ни о чем, орал.
— Ну это я слышал. Распугал тут всех. Документы пришлось рисовать, наряд вызывать ложно. Кто у тебя в Питере или где там еще?..
Доктор, засунув руки в карманы и покачиваясь на мысках, очень сдержано пытался понять сей зигзаг.
— Может, у тебя встреча здесь назначена, а? Опять какая-нибудь настоящая любовь?.. Ты можешь хотя бы во время перехода не думать о бабах? Мы же могли и под маневровый попасть!
— Может для тебя все просто, а я лишен благословения!
Фомин пропустил замечание насчет Питера. Ну подумал чуть-чуть в Ярославском направлении. В том письме неизвестная писала ему, что проводит почти все свое время до глубокой осени в Мамонтовке. Неужели это могло сбить курс Доктора?
— Забудь об этом! Ты можешь перемещаться, — успокоил его Доктор.
— С вокзала на вокзал?
— Ты можешь перемещаться! Только не тяни одеяло на себя. Отсюда тебе без меня не выбраться, но там будет все в порядке!
— Не уверен. И вообще ты, по-моему, затеял безнадежное дело: я тебе и тут, и там обуза, — санкция Ассоциации всеобъемлюща, во всяком случае на выход отсюда!
— Но сюда-то ты как попал?.. Значит, переместился!
— Да ни фига не переместился! Я вывалился сюда из твоего перехода, у меня и раньше такое было! Усну в одном месте, проснусь в другом, но все это здесь и никак не дальше!.. Мне отсюда не выбраться…
Доктор с досадой огляделся, словно ища доказательства. Взгляд его снова уткнулся в расписание.
— Ну, что я говорил, смотри!..
Он указал на табло. Фомин непонимающе уставился на расписание.
— На дату смотри! — подсказал Доктор. — Вчерашний день! Ох и любишь же ты, Фома, свое прошлое! Или опять жалел, что со мной связался?
Фомин любил свое прошлое и жутко жалел, что когда-то связался с Ассоциацией и Доктором, в частности.
— Это твое перемещение! Ты можешь!
— Я есть хочу!.. — Фомин совсем не разделял энтузиазма Доктора.
Через пять минут они стояли, нежно и сладко обволакиваемые теплым запахом печеных пирожков «Русского бистро».
— Русское бистро — величайшее изобретение человечества, после паровоза, — делился Фомин с Доктором, заставляя стол дымящимися пирожками с капустой.
— Сейчас пивка, потом они остынут и мы их, — ласково бормотал он, поднимая осоловелые от предстоящего глаза на Доктора.
Было видно, что больше ни в какие переходы он не собирается и никакие замки с их смертельными петлями не в силах поколебать решение, принятое его пищеварительной системой. Стол ломился. Доктор с изумлением смотрел на разомлевшего приятеля, его переходы из одного состояния в другое пугали.
— Водочка, водочка, а вот водочка…
В бистро зашла старушка с потрепанной коленкоровой сумкой модной у хозяек 60-х годов. Шла она как бы по своим делам и ни на кого особенно не смотрела, опуская и поднимая взор, только между делом делилась со всеми: «водочка, а вот русская водочка, кому водочки». Глаза ее при этом, словно рентгеном, просвечивали каждого, кто попадался на ее пути, на предмет: может, не может, свой или ментовской?..
— Бабуля! — ласково позвал ее Фомин. — Ну-к, давай, что у тебя есть самого лучшего!