Страсти по Лейбовицу. Святой Лейбовиц и Дикая Лошадь

Посмотрев на луну, Коричневый Пони заговорил о другом:

— Сегодня вечером папа решил прогуляться. Он всегда гуляет при полной луне и воспевает Деву, ее сестру. Папа собирается отдать Церковь во власть бедняков, если мы с Науйоттом позволим ему. Господи, что же нам делать?

— Ваша светлость, хотите ли вы встретиться с этой женщиной? Она королевской крови и какая-то моя дальняя родственница. Значит, и вы мой родственник, — Святой Сумасшедший невесело усмехнулся. — Ее семейное имя Урдон Го, а не Авдек Голе, — сказал он, убедившись, что кардинал предпочитает молчать. — Не «коричневый пони», а «гнедой жеребенок».

— Оксшо рассказал мне. Но, Господи… — с осунувшимся лицом прошептал Коричневый Пони, — после всех этих лет… Сестры, конечно, говорили на языке Зайцев.

— Ваша мать, если это в самом деле она, находится здесь. Вон та старая женщина, которая сидит на одеялах у входа в вигвам. Я бы на вашем месте был очень осторожен. Она может быть свирепа, как Нуншан.

— Конечно. Спасибо, — Коричневый Пони быстро направился к ней, но остановился в нескольких шагах. Зрачки женщины были белыми от пленки катаракты. Но она услышала его приближение и повернула в его сторону сморщенную маску лица.

— Ты родом из Тексарка? — с подозрением спросила она.

— Только наполовину, — ответил он на языке Диких Собак. — Только наполовину, мать, — такое обращение было всего лишь вежливостью; она и не собиралась воспринимать это слово в буквальном смысле.

Но она встала. И плюнула ему в лицо и на сутану. Она жевала пучок каких-то трав. Может, она промахнулась. Ведь она была практически слепой. В самом ли деле ее жест был случайностью? Ведь его предупреждали.

Неужели ей не рассказали о нем?

Кардинал сделал шаг назад. Плохо. Он не мог рассказать ей, что мужчина, который стоит перед ее незрячими глазами, — это плод насилия и он, нежеланным созрев меж ее бедер, появился на свет рыжеволосым. Он понимал, что она не хочет знать его. Она была простой, но ожесточившейся женщиной. Ее семья, пусть и несла в себе королевскую кровь, была небогата. Но теперь, когда Чиир Хонгану и другим вождям стало известно, что он ее сын, до нее дошло известие о его пребывании здесь, если она этого раньше не знала. Конечно, она ждала встречи. В такой ситуации ему не оставалось ничего другого, кроме как сказать вождям Кочевников, что она позвала его и ему пришлось предстать перед ней. Как ни было ему тяжело, он был рад, что увидел ее; он был рад, думая, что доподлинно она ничего не знала.

— Прошу вас, ваша светлость! — голос, встретивший его в дверном проеме вигвама, принадлежал монсеньору Сануалу, легату архиепископа Тексаркского. Полный круглолицый дипломат был расстроен. — Заходите, ваша светлость, прошу вас, заходите.

Сегодня днем Сануал сделал вид, что не узнал его. Коричневый Пони молча принял его предложение и, войдя, согнулся, чтобы очутиться в круге света от лампады; в помещении густо пахло землей и вином для причастия. Вином несло и от Сануала, когда он пожал руку кардинала.

— Они пожирают старого вождя! Я думал, что сегодня вечером вы не выйдете за порог!

— И пропущу такое представление? — Коричневый Пони осторожно высвободил руку из пальцев Сануала. — Посланник архиепископа может, если на то будет его желание, сидеть у себя. Посланник папы — не может.

Сануал отпрянул. Оба они знали, что находятся тут в роли соперников, дабы заручиться расположением диких племен по отношению к тому главе христианства, который может вскоре объединить все три орды.

— Вы можете делать все, что вам угодно! — сказал Сануал. — Но если бы его святейшество знал…

— Оцените ситуацию следующим образом. Моя мать была из Кочевников. Скончавшийся вождь — мой дальний родственник. Как и новый вождь. Конечно, тоже дальний. И я не собираюсь отвергать последний обряд своего народа. А теперь — для чего вы хотели меня видеть?

— Значит, вот оно что. Ваши родственные отношения… — Сануал хихикнул. — Омброз рассказал мне, что вас пригласили участвовать в этом королевском ритуале!

— Я только что видел Омброза. Он мне об этом ничего не сказал. Кроме того, вы всегда относитесь к людям высокомерно. Так что я не верю вам, отче. Вы были пьяны.

— Да он прямо кричал при разговоре со мной! И этот его лающий смех! Конечно, он выжил из ума и совершенно рехнулся, но я ему верю. Это все так, не правда ли?

— Мне всего лишь сообщили об этом как родственнику королевской семьи по материнской линии. Меня попросили оказать честь своим присутствием на церемонии. Лично оказать честь, что не имеет ничего общего ни с моим постом, ни с моей миссией.

— Тогда ради уважения к Господу, ваша светлость, когда придет время, снимите облачение вашего высокого звания.

— Вы прибыли сюда, чтобы выразить неодобрение Тексарка языческим ритуалом Кочевников или чтобы почтить своим присутствием инаугурацию христианского вождя?

— Надеюсь, что и для того, и для другого, но я бы не хотел, чтобы вами владели злые силы. В этом мы должны быть едины. Ради любви к Богу, кардинал, где-то должен быть конец терпимости.