Дениз Дюваль и я
Пока я готовила партию, Катаев мне всё время приносил какие-то очень интересные книжки, а однажды рассказал про Дениз Дюваль. Рассказал тогда, в 1981-м, а 2014-м году в Каннах[38]
мы встретились с сыном Дениз Дюваль!У меня был концерт, на который пришёл весь бомонд, очень солидная была публика. Среди неё я заметила очень высокого, очень красивого, с аристократическими чертами лица, но пожилого уже человека. И всё в его фрачно-смокинговом облике с небрежно закинутым за левое плечо жёлтым шарфом говорило о том, что он — артист, художник. И сразу сказала Роберту: «Ты гляди, какой интересный персонаж!»
Концерт закончился. Этот господин молча стоял, улыбался, а потом подошёл ко мне и спросил: «Госпожа Казарновская, я, конечно, не знаю… но говорит ли вам что-то имя Дениз Дюваль?» Я аж прямо ахнула… но взяла себя в руки и ответила: «Что вы, конечно, я пела „Человеческий голос“…» Он улыбнулся, а потом очень просто сказал: «Моя мама была первой исполнительницей этой оперы».
Я изумилась ещё больше: «Вы — сын Дениз Дюваль? Она жива?» — «Жива». — «А сколько ей лет?» — «Девяносто три». Можете себе такое представить?! Она умерла через два года. Но тогда… «Знаете, я так хочу с вашей мамой познакомиться», — сказала я. А он так просто и говорит: «Так приходите завтра в гости!» — «Но мы завтра улетаем…» — «Тогда специально приезжайте, я уверен, что она вам очень много интересного расскажет!»
Но в жизни вышло совсем иначе — одно, другое, третье… и сейчас мне остаётся только воображать, какая это была бы встреча! Мне кажется, что раньше, чем через двое суток я от неё не «отлипла» бы…
Дениз Дюваль была не только первой исполнительницей «Человеческого голоса», она репетировала от начала до конца и с Кокто, и с Пуленком. А Пуленк потом напишет: «Наверно, опера бы не случилась, если бы Дениз Дюваль не вошла в мою жизнь…»
И чем-то отношения Пуленка с Дениз Дюваль мне напомнили те, это были у Петра Ильича Чайковского с Дезире Арто, которая в какой-то момент поменяла и его мировоззрение, и его привычки. Очень может быть, что нечто подобное случилось и с Пуленком. Потому что она стала той женщиной в его жизни, той музой, для которой он сотворил свой абсолютный шедевр.
Последний укол
Когда Кокто писал пьесу, он видел перед собой женщину-актрису, в полуденном, если так можно сказать, периоде своей жизни. Ей уже хорошо за тридцать. Может быть, чуть больше. Но она, что называется, в самом соку. И именно в это время у неё чаще всего возникает ощущение, что если не сейчас — то уже никогда.
Это не молодость, когда есть чувство, что вся жизнь впереди, что будет ещё не один роман, что встретится ещё не один мужчина. Не будет, возможно, какой-то огромной, сумасшедшей любви, но вся жизнь — впереди. А вот когда ты сам ощущаешь, что в жизни больше ничего не будет, вот это — страшно. Представьте себе хорошо заточенный клинок — все чувства, все эмоции, которые переполняют до последних пределов некую душевную оболочку. И лучше не думать о том, что будет, когда «острие клинка», которым может стать неосторожное слово, движение, поступок, пронзит её.
Для меня героиня «Человеческого голоса» — конечно, человек театра. Может быть, актриса. Может быть, певица. Женщина больших страстей, которая может быстро протянуть эту нитку между жизнью и смертью. И по-любому — Творец. Потому что она, возводя внутри себя гипертрофированные эмоции в абсолют, прямо перед зрителем творит реальность, творит целые миры, в которые она сама же и погружается, и этот поток несёт её, несёт неудержимо. А ты помнишь, как я была там… как мы с тобой шли по парку… мы встретили Марту… а сейчас Марта мне задаёт странные вопросы, я не хочу на них отвечать… я не хочу, я не хочу больше говорить на эту тему, прости меня, прости, пожалуйста, прости… и опять.
Опять Любовь — глубокая, полнейшая, всепожирающая… Но тут она понимает, что этим раздражает его. И начинает суетиться — ты уже поел, ты устал, а ты хочешь это, а ты хочешь то… Она как шелкопряд — знай плетёт эту нитку, боясь её разорвать, потому что если она её разорвёт, то вся жизнь погаснет!
В итоге же она уже почти готова наложить на себя руки. Финал не даёт однозначных ответов — всё может быть… Лично для меня она, вне всякого сомнения, кончает жизнь самоубийством. Для неё это полный и окончательный крах, потому что у неё просто нет другой жизни — после того, как он чуть ли не открытым текстом говорит ей: «У меня появилась другая, так что прости — для тебя больше в моей жизни места нет».
Многие постановки заканчиваются приблизительно так же, как это было у нас в оперной студии с Катаевым: героиня накидывает телефонный шнур себе на шею, и… затемнение. Думайте, что хотите. Мне такое решение очень нравится, потому что для неё за гранью этого телефона, за гранью голоса любимого человека — просто чёрная дыра. Всё, что внутри этого телефона, её эмоции, чувства, эмоции — это Млечный Путь, а всё остальное — зияющая чёрная дыра.