Страсти по Веласкесу

Мальчика действительно звали Федор, но фамилия у него была другая. Клейнер. Его обнаружили утром у дверей детского дома. Он сидел сгорбившись на ступенях и упрямо смотрел себе под ноги. На вопросы воспитателя не отвечал, внимания на толпившихся вокруг него детей не обращал. Его повели к директору. Шел без сопротивления, но по-прежнему не говоря ни слова. В кабинете директора продолжал хранить молчание. В длинном списке приведенных вопрос всего два ответа. На вопрос: «Как тебя зовут?» — ответил «Федя». На вопрос: «У тебя есть родители?» — сказал «Нет». На этом общение кончилось. Остальное время он простоял, глядя пустым взглядом прямо перед собой. Медицинский осмотр показал, что мальчик физически здоров, но в отношении его психического и умственного развития остались сомнения. Судя по записям воспитателя и врача, разговаривал он мало и неохотно. Учился плохо. Ребят дичился. Если приставали, молча кидался в драку и дрался яростно, до крови. Наказания не боялся, на контакт не шел. По всему выходило, что мальчик был тем еще подарком. Но вдруг в июне 1925 года его усыновили и забрали из приюта.

— Кто бы это мог быть? — озадаченно пробормотала я.

— О ком вы? — не поняла директриса.

— О человеке, усыновившем этого мальчика.

Женщина заглянула в папку и удивленно воскликнула:

— Так это же Иван Ильич Клейнер! До сорок первого года он был директором нашего детского дома.

Она подняла на меня сиявшие от восторга глаза:

— Необыкновенный человек. Подвижник. Я бы назвала его вторым Макаренко, если бы не считала, что Иван Ильич лучше!

— А нельзя узнать о нем побольше? Вдруг он принял в свою семью именно нашего мальчика!

— Я могу дать адрес и телефон его дочери. Она сейчас на пенсии, но раньше работала у нас врачом.

Мы вновь поднялись в кабинет, и директриса, порывшись в толстой записной книжке, выписала на листок нужные мне сведения.

— Надеюсь, вам повезет, — сказала она на прощание.

— Не сомневаюсь, — пробормотала я, задумчиво вчитываясь в сделанную ею запись.

Звонок прозвенел в самый неподходящий момент. От неожиданности я вздрогнула, вслепую нащупала вибрирующих от напряжения мобильник и, не открывая глаз, поднесла к уху.

— Слушаю, — пробормотала я, и оттого, что едва могла шевелить губами, это прозвучало очень невнятно.

— Что это ты шепелявишь? Зубы болят?

Звонил, естественно, Голубкин. Из всех моих знакомых только он один имел тягу к непредсказуемым поступкам.

— При чем здесь зубы? Я в косметическом салоне. Лежу в кресле с закрытыми глазами, и на лице у меня маска, — обиделась я, напрочь забыв о том, что мне нельзя разговаривать.

Мое невинное сообщение неизвестно почему необычайно развеселило его.

— Представляю, как чудесно ты выглядишь, — ехидно хихикнул он.

Моментально забыв обо всем на свете, я послала сердитый взгляд умоляюще щебечущей косметичке и зашипела:

— Нормально я выгляжу! А после того как встану из этого кресла, вообще буду офигительной красавицей!

— Не сомневаюсь. Ты всегда выглядишь ослепительно, а после салона тебе просто равных не будет, — галантно промурлыкал Голубкин, и как я ни прислушивалась, но не уловила в его голосе и тени насмешки.

Не веря собственным ушам, я с облегчением хмыкнула:

— Ты чего звонишь? Дело есть или просто так?

Получилось не очень вежливо, но Голубкин все понял, не обиделся и легко перешел на деловой тон:

— Как ты и просила, мы тут поинтересовались этой дамой… Еленой Соловьевой. Хочу тебя обрадовать, алиби у нее оказалось липовое.

— Да ты что!

— Точно! Относительно того, что убийство произошло в промежутке с шестнадцати до восемнадцати часов, у милиции есть сомнения. Они не исключают, что это могло случиться и значительно раньше. Например, в час дня!

— Та-ак!

— И еще! Один из моих ребят подружился с секретаршей из рекламного бюро, и та ему рассказала, что слухи о предстоящей совместной работе с концерном Фризена в коллективе действительно витают. Однако ничего конкретного пока нет, и, самое главное, в указанный тобой день мадам Соловьева в их офисе не появлялась.

— Интересный факт.

— Еще бы! Только это не все. Есть кое-что поинтереснее!

— Выкладывай, не томи.

Его голос стал подозрительно задумчивым.

— Это долгий разговор. Давай встретимся сегодня вечером, и за ужином я тебе все не спеша изложу.

Я насмешливо фыркнула:

— Свидание назначаешь? А как к этому отнесется твоя молодая жена?

— У меня пока нет жены.

— Ну невеста.

— Не беспокойся, ревновать не будет. Она девушка разумная и поймет, что это деловая встреча.

Он предварительно сделал акцент на слове «деловая», и меня это задело.

— Мне беспокоиться нечего. Выяснять отношения с будущей супругой — твоя забота, — презрительно фыркнула я.

Обговорив с Голубкиным время и место встречи, я отключила телефон и отдалась в опытные руки сотрудниц салона. Если уж вечером мне предстояло из предмета обожания превратиться в делового партнера, то хотя бы выглядеть я должна была сногсшибательно.