Ванда танцевала блюз «Симфония» с Джорджо, сыном местного богатея, владеющего тремя мельницами, а Этторе наблюдал за ними, опершись о стойку бара. К этому времени он уже трижды обладал Вандой — дважды на берегу реки и один раз на холме. Теперь эти двое танцевали, тесно прижавшись друг к другу, щека к щеке, подбородок Ванды — на плече партнера, при этом видно было, как тело Ванды принимало импульсы, которые ей посылало тело Джорджо, и как ей передавалась его дрожь; глаза Ванды затуманились. Когда танец кончился, Джорджо, отступив на шаг и по-офицерски щелкнув каблуками, наклонился и поцеловал Ванду в голое плечо, у шеи. Ванда улыбнулась.
«Мерзкая шлюха!» — выругался про себя Этторе и пошел приглашать ее на следующий танец. Но танцующие потребовали, чтобы оркестр бисировал; снова заиграли тот же блюз, и Этторе не знал, куда деваться от злости. Чтобы не стоять столбом на краю площадки, не зная, что делать с руками, он вернулся к стойке и заказал еще стакан вина.
Блюз «Симфония» тянулся бесконечно долго, людям нравилось его танцевать, а оркестрантам играть. И Ванда продолжала все так же прижиматься к Джорджо, а под конец он опять поцеловал ее в плечо.
Перед следующим танцем Этторе подошел к Ванде и, как только раздалась музыка, повел ее, танцуя, в угол зала к свободному столику.
— Садись! — приказал он ей. — Ты грязная шлюха!
Она не ответила, лишь незаметно огляделась вокруг, не слышал ли кто.
— Ты грязная шлюха. Что, обиделась? Не понимаешь, почему я это говорю?
— Джорджо… — тихо произнесла она.
— Что у тебя с Джорджо? Уже было что-нибудь?
— Ничего. Ты должен знать, что у меня ничего ни с кем не было никогда.
— А после того?
— Ничего ни с кем.
— Однако Джорджо уже близок к цели, — сказал он. — Очень близок, а?
Ванда открыла было рот, чтобы ответить, но промолчала и стала поводить плечами в такт музыке.
— Перестань или я сейчас схвачу тебя за горло!
Она перестала даже дышать.
— Ты кто? Женщина или сука? Сука. Почему ты переметнулась к Джорджо?
Тогда она ответила:
— Ты не хочешь, чтобы я была твоей навсегда, ведь так? Я думала об этом и решила тебя бросить, прежде чем ты бросишь меня. Ты свое уже получил.
— Почему ты начала со мной первым?
— Ты мне нравился и сейчас нравишься, ты мужчина моего типа. И я отдала тебе то, что тебе причиталось.
Он схватил ее руку и изо всей силы прижал к столу — он видел по дрожащим уголкам губ, что она едва удерживает крик. Потом сказал:
— Я не позволю тебе этого; пока я жив, ты не будешь сукой. Того, что мне причитается, я еще не получил. Это никогда не кончится. Когда ты умрешь, тогда кончится. И мне не надо жениться на тебе, чтобы удержать.
— Нет, — сказала она.
Этторе еще сильнее сжал ей руку, рот у Ванды медленно раскрылся, и из него вырвалось очень долгое и совсем тихое «а-а-а!», как вздох.
— Ты будешь со мной, и нас будет только двое на всем свете. Ты будешь со мной — не важно, по любви или из страха: я могу заставить тебя испытать и то и другое. Будешь со мной и не раскаешься.
Она тихо напомнила:
— Руку, Этторе.
Он слегка приподнял ладонь, но руки ее не выпустил.
— Ты меня любишь? — спросила она.
— Пока ты мне нравишься, только нравишься, я не стану тебе врать. Но если ты останешься со мной, ты не пожалеешь.
Ванда чуть улыбнулась и ответила:
— А под конец окажусь с пустыми руками… — Ее переполняли грусть, нежность и желание жертвовать собою.
У него язык присох к гортани, и, с трудом им ворочая, хриплым голосом он ответил:
— Я — это не пустые руки.
Тогда она сказала:
— Хорошо, давай станцуем этот слоу.
Этторе вошел во двор, где играли в лапту, посмотреть на решающий удар. Вскоре игра кончилась, и державшие пари стали рассчитываться. Он поискал глазами Пальмо и вскоре нашел его. Тот, вытащив большую пачку тысячных бумажек, отсчитывал их человеку, стоявшему перед ним с протянутой рукой. Этторе пришел в ярость и мысленно обозвал его идиотом — только идиот способен держать напоказ такие деньги. Пусть лезет добровольно в петлю, если ему нравится, но с ним связаны другие люди, это не игра в бирюльки.
Этторе подошел к Пальмо, чтобы узнать о Бьянко:
— Ты, значит, ставил на красных?
— Сегодня у меня несчастливый день, — ответил Пальмо.
— Сколько ты проиграл?
— Пятнадцать тысяч, — ответил Пальмо равнодушно, — плевать мне на проигрыш. Тем более что я их быстро верну. Ты тоже можешь ставить и проигрывать, если тебе хочется.
Этторе отвел его в сторону.
Пойдем за колонну. Что задумал Бьянко?
Пальмо на него не смотрел, он не сводил глаз с площадки, где игроки готовились к новой партии.
— Ты знаешь кого-нибудь, кто разбирается в кокаине?
Этторе сразу же подумал о химике Фараоне, но лишь спросил:
— А что, будет дело с кокаином?
— Ты знаешь кого-нибудь, кто разбирается в кокаине? — повторил Пальмо.
— Об этом я скажу только Бьянко. Иди ставь по новой и проигрывай, идиот. Уже начинают.