Страстная суббота

Дверь приоткрылась, и в щель просунулась полная обнаженная рука. Этторе схватил ее и вытащил в коридор растрепанную девицу в голубой сорочке. Леа не успела охнуть, как он поцеловал ее и запустил руку за пазуху. Лифчика на ней не было. В отместку Леа укусила его в губу. Потом спросила:

— Не зайдешь?

— Нет, у меня дело.

— А вот это мое дело, — сказала Леа и поцеловала его сама, раздвинув ему зубы кончиком змеиного языка.

Пытаясь высвободиться, Этторе промычал:

— У меня дела с Бьянко.

Она оторвалась от него и понимающе присвистнула.

— Молчи, дуреха! Кстати, можно пройти к нему через твою комнату? Ведь они у вас смежные.

— Ничего подобного, — отвечала Леа. — Если ваш большой начальник пожелает меня видеть, он должен пройти по коридору, как все прочие.

Он подошел к двери Бьянко и толкнул ее прежде, чем постучал. Дверь открылась, и Этторе подумал, что Бьянко уж слишком беспечен. Этторе вошел, стараясь производить побольше шума, но Бьянко и не думал просыпаться. Тогда Этторе присел на единственный в номере стул. На спинке стула висел шикарный костюм Бьянко из шотландской шерсти, и, чтобы не смять его, Этторе сел на самый краешек. Наконец Бьянко проснулся и, взглянув на Этторе, пожевал губами.

Этторе заговорил — как ни странно, голос его звучал неуверенно.

— Я пришел, чтобы договориться с тобой. Прости за ранний час, но ты сказал, что я могу это сделать когда угодно.

— Молодец, — сказал Бьянко в подушку, — молодец. — И больше не произнес ни слова.

«Теперь он заставит меня поплясать за то, что я сразу не принял его предложения», — подумал Этторе.

— Если, конечно, ты не передумал, — сказал он. Ему вдруг стало так страшно, что мурашки забегали по спине. Он боялся, как бы Бьянко не сказал, что уже подыскал себе другого, ведь дел у него, наверное, прибавилось и понадобились люди.

Бьянко повернулся, сел в постели и закурил сигарету.

— Я не передумал, — сказал он. — Видишь теперь, что я не спьяну тогда болтал? Сколько времени прошло с тех пор?

Этторе сосчитал и ответил:

— Семь месяцев.

— Солидную сумму ты потерял за эти семь месяцев.

— Знаю, — с трудом выдавил из себя Этторе.

— Что-то ты нервничаешь.

Целуй меня крепче (исп.).

— Да потому, что мне надо немедленно начинать работать.

— У меня начнешь сегодня же вечером.

— Спасибо, Бьянко. А что за работенка?

Бьянко сделал две затяжки, одну за другой, и ответил:

— Сегодня вечером пойдем к одному типу, который был фашистом…

— Все ясно.

— Ты схватываешь на лету.

— Тебе это не нравится?

— Наоборот, нравится. Пальмо все нужно объяснять дважды.

— Но Пальмо — идиот.

— Однако человек верный.

— Но идиот.

— Что ж, каждой организации необходим один идиот.

— Рано или поздно Пальмо тебя выдаст.

— Пальмо? Нет собаки преданней его.

— Он сделает это не нарочно, просто рано или поздно совершит такую глупость, которая выдаст тебя с потрохами.

Следя за дымком от сигареты, Бьянко с сомнением покачал головой, потом спросил:

— Так что же ты понял?

— Что сегодня мы пойдем к нему и отберем у него немного денег в обмен на прощение его фашистского прошлого.

— Да, но мы простим его в рассрочку, понял?

— Понял. Сколько нас будет?

— Четверо.

— Ты, я и Пальмо. Кто четвертый?

— Брат Костантино, моего человека, который разбился на мотоцикле. Семья нуждается, и он просил дать ему немного подработать. Сегодня он будет нашим шофером.

— А я кем сегодня буду?

— Если старика убедит то, что я ему скажу, то тебе ничего не надо будет делать. Если же нет, то я отойду в сторонку, а ты покажешь ему свой пистолет. Только покажешь. Я мог бы поручить это Пальмо, но лучше сделай ты. Так ты докажешь Пальмо, что хочешь и умеешь работать, и ему нечего будет возразить, когда я поставлю тебя над ним. Идет?

— Идет. Сколько?

— Об этом не беспокойся. Сумму назначаю всегда я. Знай только, что я сам не работаю по дешевке и других не заставляю.

— Хорошо, но мне надо двадцать тысяч сегодня же вечером.

— Зачем?

— Заткнуть глотку матери, моей матери.

— При чем тут твоя мать?

— Я должен доказать ей, что начал с тобой работать.

Рука Бьянко с сигаретой замерла на полдороге ко рту, и Этторе поторопился прибавить:

— Не беспокойся, я скажу ей, что нанялся возить груз в Геную на твоей машине.

— Вечером я дам тебе двадцать тысяч лир.

Этторе встал. Он не испытывал радости, но чувствовал себя спокойно, будто работал у Бьянко уже давным-давно.

Бьянко спустил ноги с кровати и спросил:

— Любопытства ради: откуда ты еще зимой знал о моих делах?

— Мне рассказал Костантино.

Бьянко поднял голову, с губ его готово было сорваться ругательство.

— Костантино был моим другом, — опередил его Этторе.

— Сукин… сукин… — начал было Бьянко.

— Костантино умер.

— Его счастье!

— Можешь доверять мне, как Костантино, теперь, когда он мертв, — сказал Этторе. — Какие будут распоряжения на сегодня?

— Приходи сюда, в кафе, к часу. Сыграем в биллиард и обо всем переговорим.