Страстная суббота

На улице Этторе успокоился. Правда, после разговора с Бьянко у него осталось ощущение какой-то неопределенности, он чувствовал, что не сказал всего, что собирался, или сказал не так, как нужно, но он сделает все, чтобы доказать Бьянко, насколько это серьезно. Беспокоило его и то, что Бьянко, как он ни был зол, не отказал ему в прокате грузовика. Он понимал, что Бьянко сделал это для того, чтобы не выпустить окончательно Этторе из своих сетей: в один прекрасный день Бьянко для его дел понадобится этот грузовик и, понятно, вместе с шофером. «В тот день я скажу ему „нет“, скажу, пусть забирает свой грузовик. И потом, надеюсь, к тому дню я найду для себя что-нибудь подходящее». И он пошел в гараж, находившийся около казармы.

Два дня он проверял и ремонтировал грузовик, потом испытывал его, гоняя вокруг города. Был он в хорошем настроении и, если думал о своей недавней жизни, то лишь с большим отвращением, оно рождалось у него не в мозгу, не в душе, а где-то в глубине тела — в желудке и во рту — и было похоже на тошноту. Подобное же ощущение вызывал в нем пучок дневного света, просачивавшийся сквозь шторы в затененном номере «Коммерческого кафе», где он отдыхал. Пучок света — и только. Но тошнота была очень сильной.

Брат Костантино ездить с ним не согласился — он уже работал вторым шофером на одном из больших автопоездов шоколадной фабрики. Этторе пошел для переговоров к нему домой, и тот отвечал, стоя на пороге и ни разу не взглянув ему в глаза. Этторе вспомнил о поездке на виллу старого фашиста. Тогда парень, видимо, кое-что понял, и его, наверное, тоже частенько мучила тошнота, поднимавшаяся откуда-то изнутри.

Выяснив, что брат Костантино уже занят, Этторе никак не мог решить, к кому ему теперь обратиться. У него было много приятелей, научившихся водить машину так же, как и он, на войне, но среди них не было ни одного, на которого он мог бы положиться, все они с удовольствием предложили бы свои услуги Бьянко, если бы узнали, что Этторе порвал с ним.

Однажды он осматривал в гараже свой грузовик и, как обычно, размышлял о своих делах, потом забрался в кабину, захлопнул дверцу и задумался, положив руки на руль, держа потухшую сигарету во рту. Он заметил Пальмо, только когда тот оказался возле кабины. Вынув изо рта сигарету, Этторе молча смотрел на него сверху. Пальмо обернулся, поднял глаза на окно кабины и увидел Этторе.

— А, ты здесь! — он открыл дверцу и уселся рядом.

— В чем дело? — спросил Этторе.

Пальмо не ответил, он казался подавленным.

— Что с тобой?

Тогда он попросил:

— Этторе, возьми меня на грузовик в напарники.

— Это Бьянко распорядился? Или он дал тебе отставку?

— Ему самому дали отставку. Врачи, — ответил Пальмо. — Отправили его в горы. — И он ткнул себя пальцем в грудь.

Этторе открыл рот: у него перехватило дыхание, как от резкой боли.

— Сегодня утром он уехал, и я остался один, — добавил Пальмо.

Этторе лишь сокрушенно качал головой и не произносил ни слова.

— Ну, чего ты? Он же не умер… — заметил Пальмо.

— Не в этом дело, — ответил Этторе, — я просто не могу себе представить, чтобы такой человек, как Бьянко, заболел туберкулезом.

— Этим его наградила война. А что ты думаешь, может, и мы с тобой чахоточные!

Они немного помолчали. Потом Пальмо сказал:

— Так берешь меня?

Этторе следовало отказать ему, он знал, что так и сделает, но у него не выходил из головы Бьянко с этой проклятой чахоткой, и поэтому он не ответил Пальмо сразу «нет», а только спросил:

— С чего это ты захотел со мной работать? Ты же всегда меня терпеть не мог.

— Неправда.

— Брехло, — тихо промолвил Этторе.

Пальмо промолчал. Этторе добавил:

— Никуда ты не годишься, Пальмо.

— Зато ты хорош, Этторе. Только, чтобы понять это, тебя сначала нужно вымочить в оливковом масле, а потом попробовать.

Они говорили спокойно, не повышая голоса, не глядя друг на друга, уставившись сквозь ветровое стекло на серую стену гаража.

Потом Пальмо сказал:

— Возьми меня, Этторе, я остался один.

— Не подходишь ты мне, Пальмо, и грузовик ты водить не умеешь. А мне нужен человек, которому я мог бы доверить баранку, когда у меня слипаются глаза.

— Я у тебя научусь, вот увидишь, быстро научусь. Возьми меня, Этторе, ведь ты умнее меня и хотя бы поэтому должен мне помочь.

Этторе резким движением взялся за рычаг.

— Держись, даю задний ход.

— Куда мы поедем?

— Обкатывать машину.

Этторе выехал из гаража и вывел машину на окружную дорогу. Они мчались на полной скорости. Этторе спросил:

— Понравится тебе, если тебя вышвырнут из машины на таком ходу?

Пальмо посмотрел в окошко, потом на Этторе и сказал:

— Если ты меня не берешь, притормози и я сойду сам.

— Я выкину тебя из грузовика в тот самый момент, когда ты вздумаешь заговорить со мной не о работе.

— Как это понять?

— Если тебе придет в голову вспоминать дела, которыми мы занимались у Бьянко…

— А!

— Ну?

— Если ты не хочешь, я не стану говорить об этом.

— Не хочу! — крикнул Этторе.

— Ладно. Хозяин теперь ты, а я — твой работник.

Немного погодя Пальмо опять заговорил:

— Забыл тебе сказать. Бьянко велел, чтобы деньги за грузовик ты послал ему в санаторий.