И, наконец, «в-третьих, контекст существования стратагем характеризуется многоуровневыми и разноаспектными конфликтами. Собственно говоря, мотивом для создания и применения стратагемы является социальный конфликт, который невозможно разрешить общепринятыми или силовыми методами. Во многих культурах и обществах применение хитростей и уловок вступает в противоречие с этическими нормами и предписаниями, не всегда считается допустимым или разрешенным действием. В рамках социального конфликта может сформироваться еще один – этический конфликт оценки целей и средств, проявляющийся в необходимости обоснования или оправдания использования уловки»[27]
.Выводом из этой триады методологических особенностей изучения стратагем является то, что «исследователь, реконструирующий стратагемное мышление, сталкивается с тройным сопротивлением исходного материала, обусловленным изначальной атмосферой секретности, в которой создавалась стратагема, мистическим флером ее восприятия в обществе и сомнительным этическим статусом самого факта реализации стратагемы, который ее автор не всегда стремился вынести на обозрение широкой публики. Закономерным следствием таких характеристик исходного материала является простой «коллекционерский» подход к изучению стратагем и стратагемного мышления, в рамках которого стратагемы подбираются в рамках определенного рубрикатора, например «Трактата «36 стратагем», а то и вовсе бессистемно»[28]
.Вместе с тем, Линь Юйтан увязал применение стратагем с традиционной китайской религией – даосизмом. «В китайской литературе, поэзии и пословицах, – подчеркивал он, – очень часто отражается <…> даосская философия. Такие выражения, как: «Теряя пешку, выигрываешь партию», «Из 36 стратагем лучшая – это бегство», «Настоящий герой никогда не будет рисковать», «Отступи на шаг в своих мыслях», свидетельствуют о восприятии жизненных проблем, свойственном китайскому складу ума. Жизнь предоставляет много возможностей пересматривать те или иные решения благодаря «36 стратагемам», помогающим сглаживать острые углы, в результате чего человек обретает то подлинное добродушие и степенность, которые олицетворяют китайскую культуру»[29]
.Начавшийся в эпоху Великих географических открытий активный контакт различных человеческих цивилизаций продолжается и в наши дни. Европейскую цивилизацию Восток обогатил пряностями и алмазами, шелками и оригинальными философскими системами, фарфором и искусством строить арочные мосты. В течение столетий европейские политики толковали об «отставании» Востока, его «застойности», тем не менее, XVIII век для Парижа, Лондона, Берлина и Петербурга был отмечен устойчивой модой на все китайское. Стиль «шинуазри» в убранстве дворцов и в парковой архитектуре, в живописи и в предметах быта и по сей день мы видим в ансамблях и коллекциях Версаля и Петергофа, Ораниенбаума, Лувра и Потсдама, в собраниях десятков других музеев[30]
.В течение столетий европейцы жадно брали все, что поражало и привлекало их, но, в общем-то, все это лежало на поверхности. Удивительные же свои тайны Восток упорно хранил, для их разгадки требовались время и труд ученых-ориенталистов. Сегодня новые средства коммуникации уплотнили время. Не только востоковеды, но и европейски высокообразованные представители стран Востока выступают в роли талантливых пропагандистов этнокультурных достижений азиатских цивилизаций, способствуют постижению европейцами особенностей политической культуры восточных обществ. Вопреки предсказаниям Р. Киплинга Восток и Запад сходятся. Более того, Восток ведет наступление на Запад.
Если брать не политический, а социальный уровень, то на наших глазах в Европе и Америке почти поголовное увлечение дзен-буддизмом, йогой и сексуальными рекомендациями, записанными в Камасутре, естественно перешло в устойчивый интерес к достижениям традиционной китайской медицины, кухни, гимнастике
Представляемая читателю книга приоткрывает завесу над еще одной, причем наиболее закрытой от иностранцев, особенностью восточноазиатской цивилизации – стратагемностью мышления ее представителей. Само понятие стратагема (по-китайски: чжимоу, моулюе, цэлюе, фанлюе) означает стратегический план, в котором для противника заключена какая-либо ловушка или хитрость. Интересна сама семантика этого понятия: бином «чжимоу», например, одновременно означает и сообразительность, и изобретательность, и находчивость. Как было отмечено выше, стратагемность зародилась в глубокой древности и была связана с приемами военной и дипломатической борьбы.