Стратегии злых гениев

В то же время не стоит недооценивать действий Гитлера в тяжелый «венский период», длившийся три с половиной года и ставший чередой угнетающих падений. Уже в это время молодой Гитлер размышлял не только над своими полубредовыми планами перестройки городов, направленными на возвеличивание собственного имени. Он, хотя и бессистемно, но довольно настойчиво искал нишу для себя, ежедневно перелистывая газеты и отдавая предпочтение радикальным воззрениям некоторых современников. Он соприкоснулся с Вагнером, Ницше, Шопенгауэром, Дарвиным, Лебоном, но не для изучения, а для поиска необходимых для создаваемой им новой теории аргументов. Это то, что Фромм назвал «учебой по цитатам», он занимался натаскиванием самого себя для тщательной маскировки невежества. Гитлер пристально наблюдал за колебаниями общественного мнения, его более всего интересовали устремления масс, и угнетаемый собственной никчемностью молодой человек с восторгом принимал для своей будущей идеологии некоторые понятия типа расовой непримиримости и ненависти к евреям. Его в это время интересовало все сильное по сути, могущее служить опорой для признания и «отмщения» за годы безвестности. Его натура моментально отбрасывала творческие идеи в силу осознания сложности борьбы за имя и положение. Деструктивное же манило его, он не чувствовал тут яркого соперничества, тут было где разгуляться: ведь все замешивалось на таких близких ему в это время ненависти и агрессии ко всему окружающему. Пожалуй, главным в «венском периоде» скитаний оказалось то, что он уловил подспудное деструктивное начало в людских массах, а также понял, что эту темную сторону человеческого естества легче всего пробудить именно в массах, которые в своем коллективном стремлении к разрушению существующих табу способны легко преодолеть любые каноны нормальности. Он, и возможно, небезосновательно, полагал, что тот зверь, который сидит в нем и изнутри подталкивает его показать миру злобный оскал, также присутствует и в душах многих других, особенно у неудовлетворенных, примитивно тщеславных и лишенных идей людей. Не исключено, что таких большинство, и освобождение обывателя от рамок дозволенного возможно лишь в толпе, где теряется чувство ответственности и размывается страх перед наказанием за преступления. Вот что ему нужно – возглавить оголтелые толпы, как и он, жаждущие признания и возвышения. Ведь сам он не страшится ответственности, он – воитель и вождь. Он почувствовал в себе готовность навязать миру новую систему ценностей, основанную на безжалостном насилии и истреблении слабых. Позже, достигнув власти, Гитлер без доли сомнения будет сравнивать себя с Христом, но не распятым на кресте, а с плетью в руке изгоняющим ростовщиков из храма.

С самого начала жизни, с момента самоидентификации и до последнего момента Адольф Гитлер был занят только собой; его исключительный, не поддающийся коррекции или влиянию нарциссизм и поражающий масштабами эгоцентризм стимулировали лишь к одному: изыскать возможность властвовать, покорять, заставить весь мир поклоняться себе как идолу. Это то, что развилось из ущербной жажды униженной и отторженной своим социальным слоем личности. Но начало феномена Гитлера заключается в том, что в хаосе войны и крушений, в безнадежности и бесперспективности своего положения он нащупал нить, которая должна была привести к признанию и славе. Обретя на войне социальную идентичность, подкрепленную солидным списком наград, он мог двинуться дальше лишь по единственному пути – восхождению по милитаризованной лестнице, где воля разрушителя ведет к достижению военной и политической власти, компенсирующей жизненную ущербность, творческую неполноценность и человеческую несостоятельность.

Измотанный нищетой и растущим ощущением неполноценности, Гитлер, осознавая опасность потери самооценки, решил изменить декорации. Он бросился в Мюнхен, ибо Германия давно манила его своими возможностями, она казалась Гитлеру вместилищем однородного, нетленного немецкого духа, который он собирался снова пробудить.