- Где ты живешь? - тут же спросила Алистрина. - Я не навязываюсь, но дай мне посмотреть, что с тобой, иначе мне будет неспокойно.
Шеймас охотно согласился. Он привел её в скромную квартирку неподалеку. Алистрина тут же скомандовала ему лечь на кровать и расстегнуть рубашку. Тщательно ощупав живот, она с облегчением заключила.
- Разрыва паренхимы нет. Считай, легко отделался.
- Ты доктор?
- Бывшая медсестра.
- Нежные у тебя руки.
Алистрина недоверчиво и слегка удивленно посмотрела на него. Шеймас улыбался мило, по-мальчишески.
- Знаешь, тут сдается квартира, как раз за стенкой - указал он кивком головы себе за спину. - Не дешево, но и вовсе не дорого.
Алистрина смерила его лукавым взглядом, и Шеймас тут же смутился:
- Я б тебе и так сказал, ещё на марше, - пробубнил он, потупив взор, - но, сама понимаешь, не успел.
В тот же день Алистрина и Шеймас стали соседями. Вечером он пригласил её к себе посмотреть новости по телевизору. В его квартире было ещё трое молодых людей - приятели Шеймаса из ассоциации, такие же активисты, как и он сам. Все живо обсуждали, спорили и строили планы на следующий день.
Первым делом в новостях показали самое животрепещущее событие дня - избиение Королевской полицией Ольстера мирной демонстрации в защиту гражданских прав.
- Это просто зверство, - возмущался Шон из комитета Дерри по жилищным действиям. - Мало того, что нас увольняют и выгоняют из квартир, запрещают голосовать, так теперь ещё чуть не забили насмерть за то, что нам это не нравится.
- Надо продолжать протесты, - вторил ему Финбар из комитета Дерри по вопросам безработицы. - Завтра выйдем на улицы снова.
- Тебя, наверное, полиция сегодня обошла вниманием? - съязвила Алистрина.
- А ты боишься? - решил поддеть её Шон.
- За себя? - удивилась она и искренне ответила. - Ни капли.
- Пойдешь завтра с нами? - поинтересовался Финбар.
- Почему бы и нет?
Целый вечер, почти до самой ночи, они рисовали плакаты с лозунгами взамен порванных и отобранных. Алистрина тоже написала парочку:
"Пора распустить специальные силы Б".
"Гражданские права, а не гражданская война".
На следующий день марш прошёл на удивление спокойно. Демонстранты беспрепятственно прошествовали по улицам Дерри, а полисмены только стояли в стороне и недовольно наблюдали. Кроме активистов на марш пришли и простые люди, в знак солидарности после увиденного в вечерних новостях. И их были тысячи - большая поддержка для такого маленького городка как Дерри. Полиция не могла с этим не считаться. И это было победой, пусть небольшой, но первой.
- Было б ещё лучше, - говорила вечером Алистрина, когда Шеймас пригласил её на чашечку кофе, который она и так не пила, - если бы меня не турнули с завода позавчера. Им, видите ли, католики из Богсайда не нужны. Какая к черту разница, кто метёт им дорожки и убирает мусор?
- Ты права, так не должно быть, но так происходит везде. Нет закона, утверждающего дискриминацию, но и закона, дискриминацию наказывающего, тоже нет. Надо бороться за наши гражданские права и дальше.
- Надо, - апатично согласилась Алистрина и закурила.
- Откуда ты приехала? - Внезапно поинтересовался Шеймас.
- Из Кастлдерга, - и глазом не моргнув ответила она.
- Ясно. А я родом из Кулмора. Там осталась моя мать. А у тебя кто из родственников в Кастлдерге?
- Никто.
- Совсем? - удивился Шеймас. - А родители?
- Умерли, - безразличным тоном произнесла она.
- Ты прости, пожалуйста, - произнёс он, извиняясь. - А друзья у тебя там остались?
Алистрина внимательно посмотрела на Шеймаса, пытаясь понять, куда он клонит. Парень смутился.
- Может у тебя остался близкий друг...
Алистрина только усмехнулась и тут же без всякой трагедии в голосе ответила:
- Да нет. Оба мужа уже давно в могиле.
Шеймас от такого ответа заметно опешил и часто заморгал:
- Как... так? Ты же ещё совсем молода... Что случилось?
Алистрина безразлично пожала плечами.
- Первый - самоубийца, второй, так сказать, погиб на производстве, - она потушила сигарету и внимательно посмотрела Шеймасу в глаза. - Может я и молодая, но чувствую себя старухой. И я поняла, что ты хотел узнать на самом деле.
Она встала с места и медленными усталыми шажками подошла к нему. Два дня манифестаций и стычка с полицией дали о себе знать. Всё так же неспешно она уселась Шеймасу на колени и, упершись руками в спинку кресла, нависла над юношей. С минуту Алистрина наблюдала, как удивление в его глазах сменяется тревогой и интересом, прежде чем сказать:
- Нас укоряют за то, что мы католики, - начала она, не сводя с Шеймаса немигающего взгляда. - Значит, мы и должны ими оставаться. Ты знаешь, что до брака не положено...
- Да-да, конечно, - тут же закивал он, да так охотно, что Алистрина поспешила его осадить.
- Я не хочу снова замуж, - твердо произнесла она, и в глазах Шеймаса проскользнул огонёк отчаяния. - Не хочу стать вдовой в третий раз. Мне нужно от тебя совсем другое.
- Что? - с надеждой спросил он.
- Я скажу, если ты исполнишь.
Шеймас заёрзал в кресле, а Алистрина обвила его шею рукой, пытаясь обнажить его плечо.
- Конечно, хорошо, - пообещал он. - Что нужно сделать?