Стратегия. Русский Союз

На одном из них под слабым ветром еле шевелился и наш флаг, доходчиво объясняя непонятливым: в анклаве стоит группировка русских. Отсюда начинаются длинные ряды частных лодочных пристаней. Лодок в Шанхае больше, чем просто много, где их только набрали… Моторки на Ганге и Рейне — все еще редкость, хотя их количество постоянно увеличивается. В основном тут стоят небольшие деревянные парусные лодчонки всех мастей, хотя попадаются и экземпляры покрупней, музей маломерного флота можно делать! Чаще всего встречаются джонки и сампаны. Лодки подороже привязаны к причалам толстыми цепями. Отдельно расположен «лакшери»-участок, там трезоркой ходит охрана — как правило, это худые босоногие мальчишки со свистками.

«Дункан» ждал нас на причале для крупных судов — есть и такой, где, кроме него, была пришвартована низкая и плоская местная посудина с названием «Меконг». Боевой корабль ВМФ России смотрелся по соседству с аборигеном как атомный крейсер «Петр Великий» рядом с речным прогулочным пароходиком.

Внешний вид Коломийцева вряд ли мог кого-то обмануть, хотя кэп, как всегда, одет был с иголочки, а одеколоном «Шипр» полит щедро. Все говорило о том, что Владимир Викторович вчера плотно общался с новым знакомым, капитаном и владельцем «Меконга» Мустафой.

Коллегу он охарактеризовал коротко и универсально:

— Тот еще волосан.

Непросто пришлось Дяде Вове. Лао сразу постарались забрать к себе на постой всех русских — ведь Федя Потапов до сих пор числится членом лаосской общины. Мы раскрепощались с гуркхами, Потапов после объятий быстро смылся, отдуваться пришлось экипажу «Дункана», на них и пал основной удар лаосского гостеприимства…

Мы оперативно погрузились и отчалили: на водах быстро в себя приходишь. Поехали, покатаемся, потолкаемся.

Пока шкипер пересекал Т-образный речной перекресток и выруливал на стремнину Ганга, я от нечего делать снял с книжной полки кают-компании первую попавшуюся книгу. Ого! Чувствуется, Коломийцев к плаванию готовился.

Это был Александр Грин, «Корабли в Лиссе». Взяв маленькую книгу, я вышел на палубу, встал под ветер, так, чтобы видеть исчезающий вдали Шанхай, и наугад прочитал несколько абзацев:

«Нет более бестолкового и чудесного порта, чем Лисс, кроме, разумеется, Зурбагана. Интернациональный, разноязычный город определенно напоминает бродягу, решившего, наконец, погрузиться в болото оседлости. Дома рассажены как попало среди неясных намеков на улицы, но улиц, в прямом смысле слова, не могло быть в Лиссе…

Все это завалено сплошной густой тропической зеленью, в веерообразной тени которой блестят детские, пламенные глаза женщин. Желтый камень, синяя тень, живописные трещины старых стен: где-нибудь на бугрообразном дворе — огромная лодка, чинимая босоногим, трубку покуривающим нелюдимом; пение вдали и его эхо в овраге; рынок на сваях, под тентами и огромными зонтиками; блеск оружия, яркое платье, аромат цветов и зелени, рождающий глухую тоску, как во сне — о влюбленности и свиданиях…

Гавань — грязная, как молодой трубочист; свитки парусов, их сон и крылатое утро, зеленая вода, скалы, даль океана; ночью — магнетический пожар звезд, лодки со смеющимися голосами — вот Лисс.

Население Лисса состоит из авантюристов, контрабандистов и моряков; женщины делятся на ангелов и мегер, ангелы, разумеется, молоды, опаляюще красивы и нежны, а мегеры — стары…»

Подошли Вальтер с Сомовым, заинтересованно замерли рядом.

— Что читаешь?

Я показал обложку, потом отдал томик Вальтеру, немец посмотрел, виновато пожал плечами: с чтением на русском у него пока плоховато. Кох еще раз попробовал и передал книгу Гоблину. Тот внедрился в указанный абзац, почесал затылок, задумчиво посмотрел в сторону Шанхая и сказал:

— А вот про кол Грин ничего не написал бы.

— Какой такой кол? — не понял я.