Страж. Дилогия

День сменялся другим днем. Четвертый... пятый... седьмой... Один похож на другой. Ничего экстремального в понимании Германа не происходило. Большую часть времени он проводил за пределами Убежища, караулил периметр и устранял тех, кто желал воспользоваться проходом. Желающих, как всегда, хватало. Когда только они угомонятся... Он знал - никогда. Покуда будет существовать переход и соблазн оказаться за чертой, в мире людей, самые сильные из которых слабее любого фейри, Стражам всегда найдется работа.

У Германа была последняя смена. Всё. Он выполнил свой долг и через три дня будет волен сам распоряжаться своей судьбой. Рожденный в семье Стражей и наделенный боевой магией, он обязан был отслужить у рубежа. Дальше - вольному воля. Ему предстояло сделать выбор - остаться в Стражах, чего от него и ждали, или пойти своей дорогой.

До недавнего времени выбора перед ним не стояло. Сейчас же...

Что-то изменилось. И он не было доволен этими изменениями.

Каждый раз, возвращаясь в Убежище, он малость зависал. Останавливался, стараясь незаметно понаблюдать за НЕЙ. Запечатлял в памяти, как она сидит на кровати. Или лежит. Или отдыхает в купальне. Или, утомленная, спит. Разговоры он сознательно старался с ней не вести. Ни к чему хорошему не приведет её просвещение. Она и так ПОЧТИ ВИДИТ...

И это настораживало Германа.

А ещё его нестерпимо тянуло к её телу. Он говорил себе, что она идеальна для него в качестве восстановление энергического запаса. Он к ней прикасался и сразу начинал чувствовать, как его силы восстанавливаются. Хорошо, с этим как раз было всё понятно.

Но вот то, почему его нестерпимо тянуло в Убежище, стоило только переступить порог и выйти на улицу - напрягало. Он не хотел покидать её, оставлять даже на несколько минут. Хотел смотреть на неё. Чувствовать. Хотел дарить ей удовольствие.

Герман горько усмехнулся. Привыкший к тому, что женщин приходилось в Пограничье брать силой, он постоянно ждал, что сейчас она взбрыкнет, заорет на него матом и начнет драться, пустив в ход острые ноготки, что ни коим образом не нанесут ему вред, лишь только разозлят. Он даже иногда сознательно провоцировал Алину. Та держалась. Поджимала губы, отворачивалась, но не грубила. Никогда. И тогда с Германом начинало твориться нечто неподвластное его разуму. Он подходил к ней и пытался сгладить грубость своих слов. Не извинялся, нет. Лишь пытался снова расположить её к себе. Тонул в её обиженном взгляде, пил сладость её рта и лона, и никак не мог насытиться.

И опять-таки, даже его странное поведение не было самым шокирующим для него.

Он начал считать дни. И не потому, что ждал смены, а потому что не желал отпускать Алину в чужой для него мир. Где она проснется и не вспомнит о нем ничего. Нет, в её памяти останутся какие-то отрывочные картины, которые будут смущать её на первых порах. Потом, как он ей однажды сказал, она спишет их на остатки снов, яркие и всё же нереальные. И от того, что Герман не мог задержать её в Пограничье без её добровольного согласия, его начинало по-тихому потряхивать, и ярость всполохами обжигала грудь. Он четко понимал, что не желает её отпускать. Он ещё не насытился ею. Её мягкостью. Её податливостью.

Она покорялась, покоряя.

И Герман бесился с каждым днем всё сильнее.

Вот и сейчас, возвращаясь в Убежище, он думал о том, что она его ждет. Он запретил ей одеваться. Убрал всю одежду. И она была вынуждена смириться с тем, что постоянно пребывала обнаженной. Куталась в простыню, которая больше открывала его жадному взгляду, чем прятала. Потянешь за один конец и всё - перед тобой обнаженная дива. С тяжелой большой грудью, увенчанной темными сосками. С чуть округлым животиком - таким мягким, приятным, - плавно переходящий в невероятно округлые бедра, от вида которых Герман реально сходил с ума. В последние дни каждый секс у них заканчивался сзади. У него словно что-то сдвинулось в голове: хотелось видеть, как его член погружается в её лоно, как при этом его бедра сталкиваются с её, как выгибается её спина от силы его толчков.

Герман недовольно рыкнул на себя. Размяк совсем. Вместо того чтобы заниматься делами и подумать о том, с каким ответом он придет к Ибиру, думает, как в очередной раз погрузиться в лоно девчонки. Проклятье!

Но его невеселые мысли оборвались, когда он подошёл к Убежищу и увидел Алину, стоявшую снаружи под дверью!

Как он не сорвался и не натворил дел, а именно в ту же секунду не набросился на неё - не понятно. Лишь почувствовал, как яростная злость всколыхнулась в нем. Но разум, вовремя среагировавший, не позволил ему сделать непоправимое.

Она не могла открыть дверь.

Сама - не могла.

- Какого черта?! - рыкнул он, мгновенно оказавшись с ней рядом.

И непонятно было, отчего его сердце зашлось - от того, что она вышла или от того, что в любую секунду могла пострадать.

Её глаза изумленно распахнулись, руки сильнее сжали узел на долбанной простыне.

- Ты... - выдохнула она.

- Я!

Сжалась. Но потом выпрямилась и посмотрела прямо в глаза.

- Где... где ты был?

Отвечать на этот вопрос он не собирался.

Навис над ней.