Страж фараона

– Твой брат – мудрец, ибо видит скрытое за светом дня и мраком ночи. Конечно, я знаю эти берега! Знаю и тропинки к ним, те маленькие слабости, какие есть у властных и великих... Наш молодой пер'о – жизнь, здоровье, сила! – непривередлив в пище и украшениям предпочитает оружие, особенно изогнутые сирийские клинки из твердой бронзы или из железа. Нашей великой царице по сердцу, когда одаривают ее дочерей – яркими перьями, цветами или игрушками, чем-то таким, что приносит радость. Хоремджету нравятся лесть и песни о подвигах, которые он совершил в странах Хару и Джахи, а также у Перевернутых Вод. Хуфтор, чезу колесничих, любит выпить. Ну а Софра... – Пианхи посмотрел на обглоданную кость в своем кулаке, – мудрый Софра считает себя искусным охотником и дважды в месяц едет в Западную пустыню с ливийскими проводниками. Клянусь Маат, он и в самом деле хороший охотник! Я ел у него жаркое из газели, почти такое же вкусное, как это! – Он потряс костью.

– Ну а Рихмер, хранитель врат Амона? Говорят, что он – тень Софры... Он тоже любит охотиться? – спросил Семен, неторопливо потягивая вино.

– Любит, только на людей, – ухмыльнулся Пианхи, не замечая, что при имени Рихмера лица у пирующих поскучнели.

– Ты и к нему протоптал тропинку?

– Зачем? Рихмер не делит дары и приношения. Но если бы мне захотелось... – Пианхи бросил кость и потянулся к жареному гусю. – Есть у Рихмера имение за Южным Оном, а в нем – наложницы, три или четыре, но лишь одной щедротами Хатор даровано дитя. Я слышал, девочка... Она для Рихмера – услада сердца, и если б я топтал к нему тропинку, то подарил бы опахало из птичьих перьев – такое, какое делают лишь для царицы, нашей госпожи.

– Сделай побольше таких опахал, и пусть их хранят в твоей гробнице, – посоветовал Семен.

– Для чего? – Оторвавшись от гуся, Пианхи вытер стекающий по подбородку сок.

– Подаришь их судьям Осириса, чтоб пропустили тебя в поля Иалу. Жарковато у них в канцелярии, так что опахала пригодятся.

– Не богохульствуй! Эти судьи неподкупны! – выкрикнул Кенамун.

– Мне лучше знать, – сказал Семен, чувствуя, как в голове шумит хмельной напиток из Абуджу. Может быть, он произнес бы еще какие-то неосторожные речи, но брат коснулся его запястья и поднял чашу:

– Выпьем за девушку, прекрасную, как цветок лотоса! – Сенмут повернулся к Пуэмре: – За Аснат, твою сестру! Пусть скорей войдет хозяйкой в этот дом!

Они выпили, и Сенмут кивнул арфисткам. Тихая мелодия поплыла над садом, а Джхути, чей голос мог соперничать с томными звуками арф, запел:

Подари мне улыбку, прекрасный цветок лотоса,

Спустись в сад, дай насладиться видом твоим,

Взгляни на меня, обрадуй мое истомленное сердце.

О, как я люблю тебя!

Стан твой – пальмовый ствол, дыхание ароматней мирры,

Груди – виноградные гроздья, а губы источают мед –

Подобного меда не собирают даже в полях Иалу.

О, как я хочу вкусить его!

Вот идешь ты, словно Хатор, нежнейшая богиня,

И сердце мое замирает, и кажется, что заря

Спустилась на землю после темной ночи.

О, как я люблю тебя!

* * *

О, как я люблю тебя!

Любовная песнь звучала в ушах Семена, когда через четыре дня он шагнул на увитую зеленью террасу Дома Радости. Меруити ждала его, сидя в кресле из черного дерева и слоновых бивней; две девочки играли у ее ног. Старшей, Нефру-ра, было лет семь, младшей, Мерит-ра, – не больше пяти. Семен знал, что одна из этих девчушек станет супругой Джехутимесу, великой царицей Тутмоса III, и родит ему сына. Другая, кажется, умрет – но которая из двух? Этого он не мог припомнить<Супругой Тутмоса III стала Мерит-ра, младшая из дочерей Хатшепсут, родившая ему наследника – будущего Аменхотепа П. Нефру-ра умерла в юном возрасте.>.

– Я пришел, великая царица, и принес вот это...

Раскрыв сумку, от стал выгружать игрушки – деревянных лошадок и осликов, быка с изогнутыми лирой рогами, барана и овцу, гривастого льва и длинноногого гепарда, толстого смешного бегемота, раскрашенные фигурки охотников и пастухов. Глазки у меньшей из девочек округлились, старшая, Нефру-ра, восторженно завизжала, а губы Меруити расцвели улыбкой.

– Ты сумел мне угодить! Или это новая хитрость? Хочешь, чтобы я развеселилась?

– Хочу, – признался Семен. – Но детский смех мне тоже приятен, а слышу его я нечасто. Ты ведь знаешь, госпожа, что нет у меня ни сына, ни дочери, ни жены... нет никого, кроме брата, которого ты возвеличила.

Он сделал жесты благодарности, но казалось, что царица их не замечает.